Наложницы ненависти

Панов Вадим Юрьевич

Кортес, стоящий в одной из беседок Бородинского моста, сплюнул в реку и бездумным взглядом проводил проносящуюся по соседнему мосту электричку метро. Заходящее солнце поигрывало на стеклах домов, разбивалось об уродливое здание английского посольства и тонуло в Москве-реке, наполняя ее пылающей звездной кровью.

Комментарии Сантьяги, которые комиссар, несмотря на свою занятость, успел дать наемнику, были бесценны. Кортес догадывался, что во всем Тайном Городе только Сантьяга да разве что князь помнят Большую войну Кадаф, и, учитывая основательность навов, можно было не сомневаться в том, что Темный Двор предельно внимательно изучил

столь серьезного врага.

«Наша задача упрощается тем, что Яна только ступила на этот путь. Очень хорошо, что вы сумели договориться с ней о встрече. И еще лучше, что она согласилась. У нас есть шанс».

Сантьяга так и говорил: «у нас», не «у вас», и это придавало Кортесу дополнительные силы: даже в такой, самой поганой ситуации, которую только можно придумать, Темный Двор не собирался отказываться от своих обязательств перед наемниками.

— Не страшно было ехать в сектор Чуди?

Кортес обернулся и внимательно посмотрел на подошедшую женщину. Свою женщину.

Чужую.

Длинные ноги Яны плотно облегало черное трико, плавно, почти незаметно переходящее в мягкие сапоги, длинные носки которых были украшены металлическими набойками. На осиной талии — широкий кожаный пояс, к нему пристегнуты ножны двух кинжалов, что-то похожее на танто, их рукоятки торчали из-за боков девушки. Тугую грудь стягивал небрежно зашнурованный топ. На правой руке длинная, до локтя, усеянная шипами боевая перчатка. Левая рука открыта, на плече два браслета, а все предплечье покрывали причудливые символы Кадаф. Ведьма. Точнее, боевой маг. Правая рука для сражений, в ней Яна сжимала длинный шест, левая — для колдовских пассов, для стремительного создания разящих заклинаний.

— Нравится?

Роскошные волосы исчезли. Густые, блестящие, шелковистые, Кортес помнил их нежный запах, их послушную мягкость, их пышность… Сейчас череп девушки гладок, а по его правой стороне извивается ядовитая татуировка. Черная подпись Азаг-Тота. Лицо холодное, решительное, черный макияж резко выделяет провалы глаз и губы. Лицо можно было бы назвать безжизненной маской, если бы не глаза, в тяжелом золоте которых переливаются гиперборейские зарницы.

— Чего молчишь?

Кортес спокойно отвернулся и снова перевел взгляд на молчаливые воды Москвы-реки. Яна подошла чуть ближе, помялась и чуть тише, чуть слабее:

— Я изменилась.

Кортес продолжал молчать.

— Ты хотел это увидеть? Ты увидел! Я стала другой!

— Тебя пытаются сделать другой, — негромко поправил девушку наемник.

— Посмотри на меня!

— Я могу загримироваться и получше.

— Это не грим! И не игра! И ты это прекрасно понимаешь, тупая скотина! С кем, ты думаешь, ты разговариваешь?! С Яной…

— Да! — заорал Кортес. — С Яной! С Яной, черт бы тебя побрал!! — Он резко развернулся и схватил девушку за плечи. — С Яной и ни с кем больше! С женщиной, которая поражала всех умом и хладнокровием! С женщиной, которую ничто не могло сломать!

— Я не сломалась! Я стала…

— Ты этого хотела?

Золотые глаза ведьмы вспыхнули, но лишь на мгновение. Яна не выдержала яростного взгляда Кортеса.

— Ты этого хотела?

Она отвернулась.

— Если не хотела, но стала, значит, сломалась.

— Пусть так, — прошептала девушка.

— Не пусть. — Наемник отпустил плечи ведьмы, но не отодвинулся, и его губы едва не касались склоненной головы Яны. — Я не знаю, что с тобой делали чуды или гиперборейцы. Возможно, это было больно.

Возможно, было страшно. Но я знаю, что ты не плакала и не боялась. Ты не просила о пощаде и не валялась ни у кого в ногах. — Кортес помолчал. — А еще я знаю, что ты забыла о том, что у тебя есть друзья. Ты забыла, что можешь рассчитывать не только на себя, и чертовы подонки едва не воспользовались этим.

— Ты не понимаешь? Ты действительно не понимаешь, что происходит? — едва слышно произнесла ведьма. — Я переродилась, Кортес, переродилась. Кадаф внутри меня, в моей крови, в моих глазах… Зачем ты позвал меня? Зачем ты мучаешь меня? Себя?! Зачем…

— Это ты не понимаешь, что происходит, Яна, — тихо, но очень твердо произнес наемник. Он нежно взял в руки лицо девушки и заглянул в пылающие ледяным золотом глаза. — Я люблю тебя. Люблю сейчас и навсегда. Что бы ни ожидало впереди. И… или мы будем вместе, или…

Яна увидела, как упрямо выпятился подбородок Кортеса. Такое случалось нечасто, как правило, наемник не выдавал свои эмоции, но если случалось, значит, решение принято окончательно и бесповоротно. Навсегда.

— Я никому тебя не отдам, Яна, — спокойно закончил Кортес, — никому.

— Даже если меня убьют?

— Нас. Они могут убить или нас обоих, или никого.

Ведьма еще ниже склонила голову, всхлипнула, и… сильное плечо сильного мужчины пришлось как нельзя кстати.

— Я не знала, что делать… не знала… — Яна изо всех сил прижалась к Кортесу. — Я так боялась… Я… Боже, как же я люблю тебя…

Вряд ли Азаг-Тот порадовался бы, узнав, что из золотых гиперборейских глаз могут течь обыкновенные слезы. Теплые и солоноватые на вкус.

Москва, Варшавское шоссе, 4 августа, суббота, 22:30

Для всех окружающих это были просто два грузовика. Они еле тащились по правому ряду Варшавского шоссе, уныло приближаясь к Москве. Редкие водители легко обгоняли процессию, не обращая на нее никакого внимания. Да и что там могло быть интересного? Просто два грузовика, в меру грязные, в меру подержанные, торопящиеся, в меру возможностей, привезти в столицу какой-то товар. Рутина. Если не видеть того, что скрывает морок.

Два новеньких блестящих тяжеловоза, на дверцах которых застыли вставшие на дыбы единороги, ехали действительно медленно, но только из-за Гомори. Огромный иерарх не поместился под тент, и его массивный торс гордо возвышался над кабиной грузовика, а встречный ветер скользил по щетинистой морде. Молчуну было неуютно и неприятно. Он впервые в жизни совершал автомобильную прогулку, чувствовал себя весьма неуверенно и судорожно держался за борта кузова. А еще его подташнивало.

Переброска этого отряда гиперборейцев не задалась с самого начала. Чуды, не упускающие случая поддеть новоявленных союзников, отказались делать грузовой портал, мотивируя это экономией магической энергии, и прислали грузовики. Гомори, не желающий испытывать на себе эти странные механизмы, долго и нудно препирался с Гюнтером, с Элигором, с Вероникой, пока не получил от разъяренного Элигора указания немедленно отправляться и предсказания, куда он попадет, если не выполнит приказ. При погрузке раздраженный Гомори сломал кузов, на починку которого ушло около двух часов. Затем он долго подбирал удобный темп передвижения, отчаянно ругаясь на древнем азаме. Обозленные чуды не отставали, сопровождая мучения Гомори площадной бранью на русском.