Нам не понять друг друга сразу
Шрифт:
Страх пропитал воздух, сделав его тяжелым и ядовитым. Лично я сейчас не смогла бы и закричать, моля о помощи – горло свело спазмом. Молчали и другие сестры – тишина словно сдавила нас неведомыми тисками.
Не имея возможности шевельнуться, вплотную притиснутые друг к другу, мы испуганно озирались, пытаясь понять, что происходит. Зачем мы здесь?
До рефлексов отработанные за год навыки подчинения испарились, смятенные глубинным и каким-то животным ужасом. Но поздно, западня захлопнулась… Что бы не ожидало нас дальше, я отчетливо понимала: поздно, противиться грядущему
Первые крики раздались из центра, там, где находился колодец. И все что мы могли делать, это сходить с ума от паники и бессилия, обреченные и обездвиженные ожидая своего часа. Вскоре кричала и я, осязая расползающиеся из колодца щупальца светящейся синевы. Чем бы не являлась эта материя, она жалила холодом, оплетая тела одно за одним.
Мы сдирали одежду, царапали кожу, пытаясь сорвать и ее, испытывая адскую боль, ощущая, как энергия, что все это время узорами испещряла наши тела, приучая к своему холодному огню, проникает внутрь. Что-то чуждое, неживое и холодное вселялось в нас. Словно комок игл, призванных мучить и мучить, осел в груди.
Кожа утратила светящуюся защиту, обретя привычный с детства вид. Одна за одной мы «гасли», постепенно погружая помещение в темноту. Стихали и крики – это собственные тела переставали подчиняться нашим сознаниям. Материя, заключенная в колодце, вселилась в каждую из нас, превратив в безвольных кукол. Теперь кричали наши души, безмерно раскаиваясь в роковом выборе, но никто уже не мог их услышать…
Поздно.
Едва всякое свечение в зале померкло, распахнулись двери, за которыми укрылись главная жрица и сестры-наставницы. Покорные чужой воле мы, синхронно переставляя ноги, с одинаково безмятежными лицами выходили к ним, освобождая капкан для следующей партии пока еще верящих в добродетель культа и милость Алади глупышек. Колодец позади снова заполнился подвижной синевой.
«Наполни себя»
Единый посыл направлял нас, заставляя покрывать обнаженные тела прозрачными накидками и бесшумно с абсолютным умиротворением на лицах расходиться по своим кельям. Нечто внутри алчно жаждало… мужской близости, вынуждая нас всеми силами стремиться заполучить ее.
Душу корежило в отчаянной и обреченной попытке противостоять противоестественной природе кукловода. Но никакой возможности сдержать чужую волю я не нашла, понимая, что сейчас обречена осознавать и ощущать полную покорность.
Едва Леакрэ вошел в мою келью, нечто внутри немногим не завибрировало от жадной потребности обладать. Это даже не было желанием, я чувствовала – для чуждой воли всепоглощающую, сводящую с ума жизненную необходимость слияния с неймарцем. А значит, в ближайшие сутки мое тело сделает все мыслимое и немыслимое, чтобы заполучить его.
«Наполни себя»
Как бы моя душа не умирала от отвращения к происходящему, как бы я не боролась за свое право сопротивляться, каким бы колоссальным не был стыд и запредельным раскаяние – ничто не могло изменить грядущего. Мое тело придвинулось вплотную к Леакрэ, ничего не скрывающая туника отлетела в сторону, а губы сомкнулись на устах мужчины.
«Не-е-е-ет!»
Тело жило совершенно
Неймарец вел себя очень характерно – не дрогнул и не отвел взгляда, вопреки моему невероятному поведению. А ведь в тот единственный раз, когда наше очередное «свидание» завершилось нечаянным поцелуем и неизбежным прикосновением его рук, ласкавших кожу моей шеи, разразился громкий скандал.
Я вопила словно сирена, отбиваясь от его губ! Обрушила на своего невозмутимого кавалера такой поток негодования, гнева и даже угроз, что всякий бы понял: я девушка серьезная и мало знакомых типов не целую, и тем более, конкретно он еще и не в моем вкусе.
И почему это бесчувственный, столь много твердивший мне о силе логики и здравомыслия чужак, сейчас не сложит два и два?!
«Как он может даже допускать, что я хочу раздеть его!» – бесновалась в моей душе ярость. – «Хочу заполучить его тело!»
А руки в это время с томной лаской и неспешными обольстительными заигрываниями стягивали с широких плеч Леакрэ рубашку. Стоило мужчине оказаться обнаженным по пояс, как мои губы с жарким энтузиазмом накинулись на его плечи. Вкус его кожи…мм… кто бы мог подумать?.. оказался незабываем.
«Проклятый гордец и его зашкаливающее самомнение! Точно уверен, что я накинулась на него как течная кошка, изголодавшись за год по мужскому вниманию».
Чувствовать, как мои губы встречаются с его, оказалось… странным. Сейчас я словно смотрела фильм, видя нас со стороны, и брезгливо морщилась. Мои глаза и не думали закрыться, Леакрэ так же, позволяя моему рту сминать свой, пристально и невозмутимо всматривался в выражение моего лица. А что он мог там увидеть? Достойную старших жриц Алади отрешенную маску и пустой взгляд?
Странно… По сути происходящее между нами в этот момент считается страстью, но мы оба действовали словно две запрограммированные на конкретный механизм машины. В абсолютной тишине бездушно и механически выполняли предопределенные движения…
Кажется, я еще никогда так не ненавидела неймарца! Как он может верить в происходящее, идти на поводу у… меня, зная о моем отношении, о том, что спасаясь от него я убежала на край света – в храм Алади. Как может верить действительности?! Почему он вообще явился сегодня?..
Каратель!
Ничего чувственного или порывистого. Выверенные и в чем-то меланхоличные движения и спокойное обоюдное наблюдение за результатом! Если бы сейчас не мое тело настойчиво тянуло неймарца за ремень форменных брюк, одновременно пихая его на кровать, я бы зловредно усмехнулась, уверившись в злостной природе не способного на любовь и страсть конфедерата.
Под его немигающим взором мое тело оседлало мужской торс, прогнувшись так сильно, что вершинки груди коснулись сосков Леакрэ.