Нам не страшен Хуливуд
Шрифт:
– Ну как, уже организовал свой консорциум? Кейп, улыбнувшись, сделал неопределенный жест.
– Остаются вопросы подбора исполнителей. Да и кадровый вопрос в более широком смысле.
– Ну, уж блядей-то кругом полно!
– Что за выражения, Ральф, – кротко сказал Кейп.
– Прошу прощения.
Зазвонил телефон. Кейп уставился на Паркера, не снимая трубку, и буквально заставил того удалиться из помещения.
Тиллмэн, можно сказать, наполовину протрезвел. Пока снаружи ревела полицейская сирена, он, отгибая пальцы, прикидывал остающиеся у него возможности. Можно было позвонить агенту и велеть ей обо всем позаботиться, но это означало
Однорукий говнюк за стойкой смотрел на него не без сочувствия, но проку от него не было и быть не могло. На его месте – то есть на месте Тиллмэна – мог бы сейчас оказаться кто угодно, для кабатчика все это не имело значения.
Конечно, имелся у Тиллмэна знакомый, влиятельный настолько, чтобы помочь ему выпутаться из передряги, и достаточно богатый, чтобы ничего не попросить взамен.
Тиллмэн полез за мелочью и не нашел ее.
Достал из серебряной монетницы стодолларовую купюру.
– Разменяете? Мне надо позвонить.
Боско с улыбкой посмотрел на сотенную, однако не притронулся к ней. Полез в кассу и извлек несколько четвертаков. Высыпал на стойку с полдюжины.
– Это вам взаймы.
Тиллмэн одарил его улыбкой ценою в пять баксов и принялся набирать номер своего друга Уолтера Кейпа.
Время было, конечно, неподходящее, но чутье подсказывало ему, что Кейп из тех людей, которые вообще не спят. Или же спят в те часы, когда весь остальной мир бодрствует.
О сегодняшней вечеринке Тиллмэн ничего не знал. На вечеринки к Кейпу его никогда не приглашали. Дружба с Кейпом начиналась на более высокой ступени общественной лестницы. И на каждой ступени приходилось томиться подолгу, дожидаясь, пока тебе не позволят сделать новый шаг. И как раз на данной стадии Тиллмэн полагал, что ночной звонок с просьбой о дружеской услуге окажется вполне уместным.
Кейп строил из себя рубаху-парня, которому никогда не жаль времени и сил на то, чтобы вызволить подгулявшего коллегу из полицейского участка или пристроить какого-нибудь дальнего знакомца в лучшую ложу на главных скачках сезона. Он вел себя как человек, преисполненный отеческой заботы, всегда готовый дать добрый совет или протянуть руку помощи. Известно было, что он принимает личное участие в подготовке ко дню рождения какого-нибудь малыша или проводит полдня, высаживая цветочную рассаду, чтобы помочь старушке из Санта-Моники, с которой он только что познакомился на скамейке у моря. Его жизнь была пронизана подобными внешне незначительными благодеяниями. Его карманы вечно были набиты – и забираться туда он позволял чуть ли не
Чего Тиллмэн не знал, так это того, что Кейп рано или поздно предъявляет облагодетельствованным счет, подобно тому как великие державы никогда не забывают ни об одной залезшей в долги стране, а крестные отцы мафии просят ответить услугой за оказанную ими ранее услугу.
Вопреки ненастью, ночные зеваки начали наконец собираться в окрестностях «Милорда»; дождь, хлещущий в витрину и рассеивающий свет фонаря, искажал их фигуры до неузнаваемости. Из патрульной машины вылезли двое полицейских, они подняли капюшоны плащей и взяли на изготовку дубинки.
Под таким дождем они не собирались особенно церемониться. Один из них, темнокожий, был в кожаной авиакуртке с меховым воротником, а белокожий – в ветровке, ворот которой застегивался на подбородке.
Белый полицейский предпринял вялую попытку отогнать зевак. Они послушно затрусили прочь, как овцы из стада, облаянные пастушьей овчаркой. Чернокожий присел на корточки рядом с мертвым водителем.
Тиллмэн набрал незарегистрированный номер Кейпа. Сам факт, что ему был известен этот номер, свидетельствовал об особом положении актера. После нескольких гудков трубку взяли.
– Чем я могу помочь вам, – вместо «алло» произнес Кейп, даже не дав Тиллмэну шанса назвать свое имя.
– Это я, Эммет, – сказал Тиллмэн. – Прости, что беспокою тебя в такой час.
– О чем разговор, – возразил Кейп с такой кротостью, что голос самого Тиллмэна задрожал от несбыточного желания встретиться с родным отцом, которого актер никогда не знал. – У меня все равно проблемы со сном, – развивая инициативу, добавил Кейп.
– Что ж, слава Богу… То есть, я хочу сказать… Послушайте, Уолтер, если у вас бессонница, то вы всегда можете позвонить мне, неважно, в какое время. В любое время, если вам этого захочется…
– Спасибо, Эммет. Но где вы сейчас?
– В кофейне «Милорд» на углу Голливудского бульвара и Виноградной.
– Вы можете разговаривать спокойно? У вас какие-нибудь неприятности?
Тиллмэн заговорил малость погромче.
– Да уж… попал в дурацкую аварию прямо посреди города.
– В какой мере дурацкую?
– Я ехал с женщиной, знаете, и малость баловался с ней, ведя машину.
– Мерили ей пальцем температуру, понятно, – все тем же ласково-деловитым тоном уточнил Кейп.
Тиллмэн рассмеялся.
– Черт побери, Уолтер! От ваших шуточек мне сразу стало малость полегче.
– Так, может, мне еще и перейти на слэнг?
– От разговоров с вами мне всегда становится лучше, о чем бы ни шла речь. Я хочу сказать, вы умеете сфокусироваться на главном. Не ходите вокруг да около. Ухватываете самую суть. Минуту назад здесь появилась полиция.
– Ну и что? Никакой паники. И ни малейшей спешки.
– Шел дождь, и я не заметил, как эта колымага тащилась по Голливудскому бульвару на приличной, впрочем, скорости…
– И она в вас врезалась.
– Да нет. Это я в нее врезался.
– Вы получили телесные повреждения?
– Нет.
– Вы пьяны?
– Я выпил парочку бокалов…
– Полупьяны. Если я скажу, что вы наполовину пьяны, это будет корректно?
– Вполне.
Тиллмэн посмотрел в окно. Темнокожий полицейский оставил в покое труп водителя и присел на корточки возле обезглавленного тела под одеялом. Отдернув одеяло, он отскочил от тела с такой скоростью, что едва не повалился наземь на скользкой после дождя мостовой.