Нам нельзя. Петля судьбы

Драгам Аля

Говорить громко страшно не только мне. Все время кажется, что нарушив тишину, мы можем помешать.

Монолог, похожий на исповедь, прерывает свет фар. Поворачиваюсь интуитивно: Илья.

Светлов бледен и взъерошен, темные круги под глазами выдают его состояние. Тем не менее, Женин брат идет твердо и уверенно.

Здоровается со всеми, целует мать и зовёт за собой родителей и меня.

— Переоденься в Жекиной палате и через пять минут подходи. Я пока… узнаю…

Голос Илью подводит, срывается,

но он берет себя в руки и показывает, куда можно пройти родителям.

***

На кипенно-белой подушке выделяется всего одна карта. Та самая, на которую Женя вчера пристально смотрела. Мучительно медленно вспоминаю её значение: что-то про Страшный Суд и Архангела. Как я жалею, что пропускал все объяснения мимо ушей, предпочитая рассматривать Женю, её эмоции!

Сгребаю это последнее напоминание о ней и мчусь туда, где сейчас решается её судьба. Нет... НАША, наша судьба! Потому что без неё я уже не смогу...

Ильи еще нет, а два отца ведут немой диалог.

Два отца… Две стороны… Два противника и соперника, которые оказались сейчас практически в равном положении. Многое ли могут нули на счетах и связи, когда Её Величество Судьба решается за белой дверью?

Так и хочется заорать от бессилия, потому что помочь не можешь ничем! Ни-чем…

Остаётся только верить в чудо и мысленно умолять: «Вернись! Вернись ко мне! Вернись!»

Появившийся Илья Викторович повторяет общую фразу, что надо ждать. Снова…

Снова минуты, как тянучка, не хотят заканчиваться. Удары сердца и секундная стрелка часов синхронизируются. Я концентрируюсь на циферблате, повторяя с каждым вдохом одно слово.

Не уходи…

Когда дверь открывается и в коридор тянет запахом лекарств, никто не шевелится. Посеревший от усталости хирург приваливается плечом к стене и молча обводит нас взглядом.

— Мы смогли, — это всё, что он произносит.

И эти слова я запоминаю на всю жизнь.

Знаете, какой вкус чуда?

Солёный привкус на губах, непонятная мутная пелена, застилающая глаза, и «мы смогли»…

Эпилог

От главного фонтана, раскинув руки, как крылья, бежит маленькая девочка.

Её босые ножки ловко перепрыгивают с камня на камень, не боясь пораниться.

За ней еле успевает Женя, немного неповоротливая в своём положении. Седьмой месяц беременности ограничил подвижность жены, чем вовсю пользуется наша старшая дочка.

Лиза нам неродная. По крови мы чужие, но дороже и любимее ребёнка нет в нашей семье. Скоро появится второй (или вторая), и тогда безграничная любовь разделится надвое, а пока Лизавета вьет веревки из всех, кто готов пасть ниц перед её улыбкой.

Самое забавное, что первой на любой зов и каприз внучки бежит… Женина мама. Тёща

безоговорочно приняла меня, как зятя, и взяла на себя миссию убеждения своего мужа, когда мы оставили заявку на усыновление.

Так получилось: хотели мальчика, говорили про мальчика, а выбрали... Даже не так. Лиза сама выбрала нас. Когда мы попали в игровую комнату, где малыши собирали кубики вместе с воспитательницей, Лизка вдруг встала и бросилась ко мне на шею.

«За мной мама и папа пришли», — объявила, прижавшись всем тельцем.

Так и было: папа и мама нашли своё счастье. А через несколько месяцев узнали, что в Женечке живёт ещё один ребёнок.

Подхватываю дочку на руки и кружу, пока она весело хохочет. Дрыгает ногами, попадая сандаликом по светлой ткани футболки и оставляя мокрую полосу. Это кажется ей забавным, и она продолжает постукивать уже целенаправленно, проверяя мою выдержку. Знала бы Лиза, что именно я готов терпеть ради своей семьи, оставила бы попытки, потому что на такие мелочи я просто закрываю глаза.

Я, но не Женя, которая откидывает со лба удлиненную чёлку и дёргает малышку за хвостик.

— Слезай, мартышка!

— Нет. Ты ругать будешь.

— Буду.

— Тогда не слезу, — наморщив лобик, сообщает Лиза, — мне с папой хорошо.

— Лиз, ты его испачкаешь.

— Уже, — показываю на футболку, и подмигиваю дочке: — Но папе нравится.

Запал Облачка быстро испаряется, стоит её поцеловать. У нас не бывает конфликтов. Совсем.

Если я не прав, Женя просто прижимается ко мне, обвив шею руками, и мысли утекают в другом направлении.

Если жена нервничает, и я вижу, что назревает ссора, просто подхожу и закрываю её рот поцелуем.

Потом, естественно, мы обсуждаем причины недовольства, но ругаться, лежа в объятиях друг друга сложно.

Оторвавшись от любимых губ, ловлю удивлённый взгляд жены. Она смотрит чуть в сторону, где по соседней аллее под руку с пузатым мужиком идёт Виола. Равнодушно пожимаю плечами, мол, добилась, чего хотела, и сосредотачиваю всё своё внимание на Жене.

— Как ты себя чувствуешь? — беспокоюсь, спрашиваю часто.

Наша беременность протекает в пределах нормы, но меня пугает Женина слабость. Врачи в один голос твердят, что при беременности сонливость и усталость имеют место быть, но…

Черт, меня можно понять: я видел, к чему раньше приводили приступы головокружения, я прошел через личный ад, и я дёргаюсь от любого стона, писка и даже ночами прислушиваюсь к её дыханию.

А еще со следующей недели перевожу все дела домой, чтобы не отлучаться. Все-таки семь месяцев. Не ещё семь месяцев, а уже семь!