Нам с тобой нельзя
Шрифт:
Прохожусь по всей территории. Тут сад в стиле знаменитой сказки и белый кролик прямо у дорожки, ведущей в дом. Уличные гирлянды свисают с крыши и переходят на беседку, струятся вдоль всей территории, создавая необыкновенный уют.
—Не может быть, ты повторил. Ты полностью повторил все, что было в игрушечном домике? — звук шагов неслышен, но я ощущаю Никиту на уровне атомов. Он обнимает меня со спины и опускает голову так, что поцеловать в шею.
—Не полностью, Свет. Ты еще внутри не была.
Поворачиваюсь и прикрываю лицо ладошками, прост
—С днем Рождения, Светик, — обхватывает мою шею и притягивает к себе жадным поцелуем.
И я понимаю, что настоящий подарок был не кольцо, а этот дом. Внутри все переворачивается от сладости, несдерживаемого счастья.
—Никит, это ведь…слишком, — отрываюсь, внимательно всматриваясь в мужчину.
—Для меня это не составило труда, дом твой. Ну, по крайней мере, тут нет никого, кто мог бы нам помешать, — шепчет на ухо, обхватывая меня двумя руками.
Пока я не думаю о падениях, потому что нахожусь на вершине, плескаюсь в эйфории, мой взлет сейчас такой яркий, что я зажмуриваюсь, плача от радости.
Но за каждым взлетом необратимо следует падение.
19
НИКИТА
Вокруг меня неимоверная красота, все сделано именно так, как нравится моей девочке, я слишком хорошо помню ее восторг относительно кукольного домика, точной копии того, что Арслан построил ей на дереве. Не прекращался он вплоть до пятнадцати лет, но я решил, что мой подарок будет получше. Планировал подарить на восемнадцать, но гребанные проблемы в нашем деле не дали тогда завершить к сроку, а дарить неготовое не хотелось. Для нее хотелось самого лучшего, вот я это лучшее и создал. Лучше поздно, чем никогда.
Я ничерта не умею сдерживать свои эмоции, более того, я даже не пытаюсь, оно мне нахрен не сдалось по одной простой причине — поздно пытаться стать нормальным, если тебе уже шандарахнул сорокет, и в висок постоянно долбит какая-то нездоровая херь. Но пугать Свету не хочется, не для такого мудазвона, как я, она создана. Ой не для такого, но самое гадкое, что я не отдам ее никому, теперь уже точно, хоть ты разорвись на части.
—Еще раз увижу тебя рядом с ней, раскатаю на асфальте, — прошипел, хватая мудака за грудки.
—Макар, верно? Я не знал, что у тебя есть свои виды на нее, нужно четче ориентиры обозначить. А то так выходит, что только ты о них и в курсе был. Не делается так, мужик, — не сопротивлялся, лишь улыбался. И бесит меня его улыбочка правильного образца для подражания. Но прав. Во всем.
Кирилл все-таки нормальный мужик, это я понимал и понимаю, но меня все равно накрывает.
Сжимаю внезапно заснувшую на диване Свету в объятиях и перевариваю сегодняшний день. Ничего классного в том, что я сорвался, однозначно, нет, но, впрочем, я бы и не сорвался, если бы на месте Светы была любая другая. Я бы даже не сказал ничего, было бы так все равно, учитывая, что я даже практически не помнил имен всех тех, с кем спал.
Поправка, я даже с ними не спал, так, натягивал, а затем уходил. Даже с Наташкой по молодости не спал, нет, я стремился домой, чтобы не дать отцу снова вызверится на Надю.
За что однажды Наташа не выдержала, да любая бы на ее месте не выдержала. Это сейчас она пыталась просто быть рядом, соглашаясь на любые условности, а раньше ведь пыталась мозг полоскать.
—Поцелуй меня, — шептала, прижимаясь ко мне всем телом.
А я смотрел на нее и видел совсем не то, что хотелось бы. Другого человека и другую реальность.
—Не кроши мне мозг, — отмахнулся неглядя, мечтая поскорее остаться в тишине.
—Это ты только ее бы целовал, да? Чертов извращенец! Да она твоя сестра, убогий! — замахнулась, но ударить так и не смогла. Перехватил ладошку и прошипел:
—Закрой свой поганый рот!
Наташу это взбесило, да и я хорош, не умел сглаживать углы.
Сейчас я уже осознаю, что это была не такая любовь, скорее больная, и даже рядом не стояла с тем, что я чувствую сейчас к Свете. А раньше ведь только-только научился сублимировать в боксерском клубе лишь бы не думать, не мечтать, Надя улетела учиться, и у меня не было больше триггеров, кроме одного, регулярной взбучки отца и его острого желания сделать меня таким же, как и он, по образу и подобию.
А чтобы все было максимально гладко, грозил мне Надей, грозился, что отдаст своему другу-ублюдку, который спал и видел иметь молодую жену. Предыдущая ведь стала на целых пару лет старше. Вот я и выгрызал свободу ей, а на конкретные угрозы мне, что он все якобы выложит в полиции, было плевать. Посадили бы и посадили. Это дело такое, я ни на секунду не пожалел, что угрохал ублюдка, попытавшегося навредить Наде. Так поступил бы снова и снова, хотя именно с этого момента моя жизнь пошла не в то русло, а понятия «хорошо» и «плохо» навсегда выветрились из лексикона и из жизни заодно.
Когда ты на дне, то нет смысла пытаться высматривать свет, едва проскальзывающий через темную пучину. Ты думай, как бы оттолкнуться от этого дна, и как бы кислорода хватило для такого маневра. А мечтать да думать о великом будешь потом, или не будешь, да потому что там уже другие проблемы. Вот я так и жил. Видя в каждом угрозу. Да что там, и сейчас так.
В каждом вижу угрозу, в каждом, сука, человеке рассматриваю того, кто может причинить вред или отобрать у меня ее. Врагов до пизды, мало ли кому я еще мог дорогу перейти. Однодневок не жалко, но она мое все.
Может и брежу.
Еще бы не бредил, получив однажды письмо, которое точно намекало на все исходы в моей жизни.
«Ты уже выбрал место на кладбище для всех, кто тебе важен?».
После письма счастья мы с моими людьми сработали на «ура», охрана практически умножилась на пять. А вскоре, подключив всех кого можно, шайку-лейку Евстахова накрыли одним хлопком, кроме него самого. Эту суку не нашли, но упорно ищем. Всплывали данные, что он умер, многие говорили о неизлечимом заболевании. Но я придерживаюсь политики «нет тела — нет дела», и пока я не увижу собственными глазами, никому не поверю.