Нам с тобой нельзя
Шрифт:
Мои друзья ждут меня у столика возле сцены, уже подзаряженные как следует. Веду взглядом по окружающей обстановке и отключаюсь. Музыка бьет по ушам, я сливаюсь с ней. Каждый бит отдается глубоко внутри. Плавной походкой, пританцовывая, двигаюсь к столику.
—С днем Рождения, детка, — выпаливает Валик, ощутимо сильно притягивая меня к своей накаченной фигуре. Он мне не нравится как мужчина, а я ему нравлюсь как женщина. В этом наша проблема. Для всех мы пара, но я ощущаю себя скорее его другом.
—Милая, будь счастлива! —Аиша искренне улыбается, поднимает
—Спасибо, что разбавляешь серые будни. Спасибо, что показываешь, как можно жить.
И я ее понимаю, ведь ребенком она долгих пять лет провела в коляске. Для нее привычные нам вещи совсем необычны, и даже сейчас отец так же ожесточенно сконцентрирован на том, чтобы с ней тоже все было хорошо. Мы обе под постоянным прицелом доблестной охраны.
Каждый из присутствующих попеременно говорит тост.
—Мы даже сегодня с конвоем? — недовольно мычит Слава, кивая в сторону моих с Аишей телохранителей. Они подпирают стенки и сканируют пространство.
—Скажи «спасибо», что дядя вообще выпустил куда-то после вчерашнего. Я думала, что оглохну от криков, — смеясь, выдает Аиша.
Да, пошумели знатно. Даже мама не могла успокоить отца после того, как он увидел вмятину и мою ссадину на губе. Провожу языком по ранке, цепляя плотоядный взгляд Валика. Мутноватый, подернутый дымкой нетерпения.
Даже не знаю, зачем даю ему надежду, можно ведь сразу было обозначить границы. Не ввязываться в это «давай встречаться». Чего стоило сказать отцу о моем «парне» — не передать словами, с тех пор охрана удвоилась. Он вызвал Валика на ковер и продемонстрировал свое умение стрелять. Ножами. О деревянную поверхность по обе стороны от лица моего благоверного.
Смотрю на него и ничего не екает. С ним нет. Сердце болезненно стягивается. Абсолютно без причины, да. Абсолютно без причины я искала брюнета с голубыми глазами и на второй день согласилась встречаться. Просто так.
Явно не назло.
Стучу по стакану пальчиком, проводя второй рукой по кромке.
—Ну слушайте, так же нельзя. Вы там как в тюрьме. И, если честно, то глядя на этих отморозков, мне страшнее отпускать вас с ними, чем с первым попавшимся парнем в этом клубе.
—Арслан имеет право на свои закидоны, Слава, — голос Аиши тускнеет, она начинает замыкаться в себе. Откладывает стакан в сторону и печально смотрит на танцпол.
Для нее эта тема болезненна, так что она, можно сказать, без сопротивления соглашается на любую охрану, ребенок вырос под пулями и с перманентным страхом за свою жизнь не в самые светлые времена моего отца.
—Э, нет, никакой грусти. Допинг, — Вырываюсь вперед, хватая еще один бокал, попеременно чокаюсь.
Аиша косится в сторону охраны, а я закатываю глаза в недовольстве.
—Лично вам разрешили три бокала на вечер, Свет. Это второй. Мы здесь двадцать минут.
—Будем пить спрайт, — махаю знакомому бармену, через пару минут нам приносят «нужный спрайт», буквально пластиковую бутылку. Но в ней намешано то, что надо. Охранники коршунами проносятся мимо, но не замечают ничего.
Довольная и розовощекая делаю пару глотков Мартини Рояле. Руки вибрируют от басов.
Мы дружной толпой несемся на танцпол, залитый неоновым светом ламп. Не то, чтобы я настолько плохая девочка, я сублимирую. Каждый отвлекается как может, верно? Если в определенных моментах и с определенными людьми мне не больно, я буду снова и снова окунаться в этот анестетик. Мне плевать, как это может смотреться со стороны.
Мы часто подходим к столику и якобы пьем газировку. С каждым бокалом окружающие веселеют.
Поздравления становятся все откровеннее и откровеннее. Волны людей по кругу сгущаются. Пьяные, довольные, счастливые.
Я прикусываю губу и двигаюсь. Тонко-изящно под стать музыке, льющейся из динамиков. Внезапно на талию ложатся мужские руки, и я прогибаюсь в пояснице. Пьяным взглядом улавливаю знакомые часы.
Движения усиливаются, в голове рассеивается туман. Все становится вязким, пробираться через реальность дается с трудом.
Ох.
Алкоголь приятно расслабляет тело, мужские руки на талии уже не вызывают отторжения. Я все какая-то слишком непохожая на себя, вымученная скорее. Музыка льется в мутное сознание с запозданием. Неоновые свет слепит так, что прикрываю глаза, продолжая крутить восьмерки в такт движениям партнера. Почему я упорно продолжаю делать вид, что это общество мне приятно?
Ну может стерпится? Ага и слюбится еще заодно.
—Я балдею от того, как ты двигаешься, — звучит у уха.
Валик, ты столько комплиментов мне отвешиваешь, что любая другая уже давно растеклась бы у твоих ног и на все сказала «да». Любая другая, но не я.
—Валюш, мы танцуем, а не светские беседы ведем, —отталкиваюсь от парня и поворачиваюсь лицом к выходу. Мне хватает секунды, чтобы выцепить из толпы глаза, способные свести меня с ума.
Не может быть. Дыхание перехватывает, а шум в ушах становится невыносимым. Ошибки быть не может. В проходе стоит недовольный Никита и смотрит в упор на меня. Белая рубашка, заправленная в джинсы, расстёгнута на пару пуговиц у шеи. Небритый, уставший. Это видно даже с такого расстояния с моим поплывшим от алкоголя мозгом.
Взгляд не обещает ничего хорошего. Он просто сводит меня с ума, заставляя плавиться на раскаленном огне.
Сердце выпрыгивает из груди. Нельзя так. Успокойся, Света. Успокойся. Сжимаю кулаки и пытаюсь сделать глубокий вдох. Дается с трудом. Ком в горле стоит и никак не проглатывается.
Мне бы радоваться, сломя голову нестись к нему, но я испытываю всепоглощающий гнев, отторжение и плещущуюся на дне боль. Обида царапает грудину. Как может быть радость настолько же сильной, как и гнев? И почему я испытываю все сразу?!