Намывание островов
Шрифт:
3.
Наш герой проснулся в кровати, весь мокрый и холодный, потому, что окно было распахнуто, а одеяло спущено на пол. Геннадий встал, пошел умываться и понял, что он заболел: горло болит так, будто туда соли насыпали, хочется пить, точно таскал тяжести весь день, нос распух и истек от болезни, а ноги ватные, но не в политическом смысле, а в медицинском. Клерк не пошел в этот день на работу, а остался дома. Весь день он слышал странный странный скрежет по темным углам, но не желал подняться с кровати, а едва он уснул, как услышал сквозь пелену дремы: «Кто ты такой? Тебе тридцать лет, а ты уже старая развалина с циррозом печени и раком легких! Ты еще был подростком, когда начал пить всякую бурду. Ты не образумился, не перестал, не поумнел. Если ты сегодня же не бросишь пить, то, как любой горький пьяница, закончишь жизнь под забором, понял? Твой сын уже тоже пьет, а ему еще нет и четырнадцати! Ты не человек, ты урод и ничтожество. Ты только ныл всю жизнь, ничего не делая. На работу тебя устроил отец, в институт ты попал за взятку, деньги на которую ты одолжил у друга, что погиб через год в автокатастрофе. Жену ты нашел через друзей. Измени свою жизнь, иначе я сам это сделаю!». Клерк проснулся, но, подумав, что все это дурное наваждение, пошел на кухню за бутылочкой рома. Однако тут он и понял, что из дома пропал в непонятном направлении весь алкоголь, которым были завалены все шкафы. Геннадий пытался позвонить жене по телефону, дабы заказать ей алкоголь, но телефон не отвечал. Когда же жена вернулась, то клерк наврал ей, что хочет бросить пить. Два дня все было в полном порядке, пока наш герой снова не вышел на работу, а на обратном пути с нее купил бутылку коньяка, которую и выпил в подъезде. Ночь после этого и стала настоящим началом кошмара... Наш герой лег под одеяло, закрыл глаза, но, вспомнив о туалете, открыл опять их, увидев перед собой ту самую фигуру, что и тогда. Он вскочил и рванул в коридор, стал зажигать кругом свет, но не зажигался. Тогда клерк попытался вырваться в холодный подъезд, но не смог открыть дверь, ибо замок заклинило. Тогда наш герой вырвался
4.
Вот, наконец, наш герой проснулся в очередной раз с похмелья, решив уже повесится вот прямо сейчас, не мешкая и не выжидая, когда снова прийдут ежи. Тут он увидел хромовые сапоги и застонал. Однако еж не стал петь или танцевать, а вместо этого он дал ему ключи от машины и велел переодеться в тот костюм, что он дал ему. Когда Гена был одет как лесник, то еж приказал идти вниз и действовать так, как он посчитает нужным. Внизу Геннадий увидел огромный джип, полностью готовый к путешествию куда-то очень далеко. На заднем сидении лежал ящик серебра. Ключи, как и следовало полагать, подошли к джипу и наш герой поехал на нем, сам не зная куда. Он ехал и день и ночь, не имея понятия, куда он добирается. Населенные пункты попадались все реже и реже, становясь все меньше и худе, а потом и совсем пропали. Природа вокруг менялась: замерзла всякая грязь и все водоемы покрылись льдом, облака ушли и небо стало синее-синее, а в воздухе неимоверная влажность сменилась на крайнюю сухость, которая сопровождалась выпадом первого снега и первыми холодами. Вставало яркое алое солнце, которое освещало бескрайнее поле, небо было голубым, а температура была в районе минус пяти градусов. Куда бы вы не посмотрели в такой момент в таком месте, видно было, что кругом есть только бесконечные сухие луга с мерзлой землей, что уходили за горизонт во все стороны. Солнце светило, а клерк ехал ему навстречу, рядом лежала небольшая березовая роща, где, как и во всех лесах, деревья были похожи на какие-то палки, поскольку они были холодные, голые и, казалось, сухие и мертвые. Сквозь рощу, да и, как я уже говорил, все окрестные леса, было все отлично видно. Тут солнце начало затмеваться, ибо впереди выросли огромные махины гор, что внизу были покрыты прозрачными и голыми лиственными лесами, но чем далее вверх и вглубь гор он ехал, тем больше там было хвои, которая, в итоге, была везде на столько, на сколько было видно. Горы он не знал, какие, но ехать он не прекращал, полагая, что это все Урал, естественно, ошибаясь. Здесь, на одной единственной грунтовой дороге, если это можно было так назвать, что вела через эти самые горы, он часто видел волков и медведей, которые его совсем не пугали, ибо он знал, что скоро его путь должен кончится, ибо топливо, которого он накупил в одной деревне, оставалось немного. Теперь назад повернуть нельзя, ибо там тебя ждут многие километры пути по горам, лугам и лесам, без всяких поселений, без всякой надежды. В горах было очень красиво, красиво так, что он едва мог поверить, что это он это все видит, а не кто-то другой. Он поднимался на самые высокие вершины для того, чтобы увидеть, как восходит Солнце над горами и посмотреть куда ведет горная дорога, по которой он ехал, не встречая никого на ней, кроме диких зверей. Он видел горы, вершины которых были покрыты кристально чистым снегом, что отражал лучи солнечного света, заставляя их светится, будто яркие факелы. Ниже располагались небольшие луга, а далее лежал густой, прочти черный, хвойный лес, что уходил в глубину не менее густого тумана, белого, будто молоко или милованная бумага. Холодно было ужасно, но только в таком холоде и сухости небо может быть таким прозрачным и ярким, имея настоящий синий, а не голубой цвет. Солнечный свет рассеивает туман, пробивает его пелену, делая все светлым настолько, насколько это возможно. Кажется, будто все вокруг покрыто тончайшей золотой фольгой, настолько все имеет насыщенный желтый цвет от первых солнечных лучей. Температура опустилась до десяти нижу нуля, но снега никак не выпадало, мир тут так и был холодным, прозрачным и очень сухим. Вот, наконец, наш герой приехал в какую-то деревню.
5.
В той деревне, в богатом доме, жил самый великий философ в мире, которому был известен секрет счастья всего человечества, а также многие другие вещи. Геннадий стал учеником того самого философа и выучился у него всей мировой мудрости за многие годы. Когда он узнал секрет счастья всего человечества, то он вернулся обратно домой, дабы проповедовать открытую истину всем людям. Геннадий встал на центре городской площади и начал говорит: «Граждане! Я многие годы учился у величайшего философа в истории, дабы теперь рассказать вам, товарищи, о том, как обрести бесконечное счастье. Его секрет состоит в том, что...».
– Да он сумасшедший! Хватайте его! – крикнула какая-то тучная дама, что сжимала бутылку пива в руках, которой и запустила в Геннадия.
– Чему вы учите молодежь? – завопила еще более тучная дама с гнилыми зубами, на голове которой был платок. – Сектанты! В Христа-Господа не веруете! Хватайте их!
– Я журналист газеты «Филистер»! Я напишу статю туда, под названием «Сумасшедшие сектанты устроили теракт.». – завопил журналист, делая фото Геннадия.
Прибежала полиция и арестовала бывшего клерка, после чего он был отправлен в камеру, где его долго мучили и пытали, потом допрашивали и снова пытали. Спать давали часа два в сутки, не более. После сна давали поесть и попить воды, а потом допрос с пыткой возобновлялся. Следователь кричал: «Зачем ты это все говорил? Ты хотел создать секту? Ты призывал к свержению властей? Ты экстремист? Может быть, ты наркоторговец или наркоман? Зачем ты говорил, же? Отвечай!». Геннадий, сквозь слезы, чуть не задыхаясь от волнения, валясь на пол от усталости и голода, хриплым от жажды голосом стонал: «Я хотел помочь людям!». Через время его отпустили, но у выхода из отделения полиции его ждали трое крепких ребят, которые избили его до полусмерти, после чего они отвезли его в некое заброшенное старое здание на самой окраине города, где и заперли его в подвале, а дверь заварили, дабы выход стал совсем невозможным. Геннадий знал, что он никогда не сможет покинуть это темное помещение, заваленное грудами битого кирпича, но он нисколько этому не сопротивлялся, ибо он был настоящим философом, который не боялся неизбежного, гордо встречая его лицом к лицу. С каждой минутой он все больше хотел пить, а в воздухе подвала углекислого газа становилось все больше, отчего Гене стало сначала тяжело поднять руку, потом стало тяжело открыть глаза, потом уже едва можно было удержаться от потери сознания. Гена весь вспотел от жары, он уже не дышал, а глотал воздух ртом, но и это не помогало. Он очень устал, голова кружилась от недостатка кислорода, конечности налились свинцом, а мысли становились все мутнее и мутнее, а потом Гена уснул и даже еще видел некие сумбурные картины в голове какое-то время, а потом и эти картины исчезли, оставив после себя лишь полнейшую темноту.
6.
На следующий день, едва были пойманы
Великий Адмиралъ.
Эта работа написана под огромным влиянием моего любимого Габриэля Маркеса, а точнее его романа «Осень Патриарха». Мне было жаль, что даже к великим диктаторам должна прийти старость, да и вообще Маркес на меня нагоняет меланхолию, потом, однако, я все же решил творчески переработать идеи американца в изображении абсолютной власти... Ну, и получил вот этот рассказ.
0.
Эта работа представляет из себя памфлет-фантазию на тему «Что было-бы, если бы в Гражданской войне в России победили белогвардейцы?». В данном труде я решил ответить всем почитателям Колчака и Ko.
1.
В Москве стояло пасмурное утро, какое обыкновенно бывает в начале ноября или конце октября. Наш герой, еще очень молодой министр финансов Величайшей из Величайших Империй Российской (ВВИР), сидя в своем кабинете, склонился над новым финансовым отчетом и протянул: «Ууу... Ненавижу!!!». Он откинулся на спинку роскошного стула, обитого красным бархатом, посмотрел в окно: там ничего интересного не было; угрюмые люди шли в калошах по какой-то жиже. Наш герой глянул на календарь, там было 30 октября. Вот, что творилось в его голове: «Седьмого ноября у нас праздник, годовщина воцарения Колчака, надо заменить всю плитку на Красной площади. Напрасно мы брусчатку ему на дачу вывезли. Надо сделать теплую погоду, разогнать тучи, подготовить парад и салют. Надо накрыть стол на всю Москву. Сейчас отдохну и пойду работать.». Министр оглядел свой кабинет. Он был небогат: стол у окна, хоть и дубовый, лакированный, стул, мягкий, шкаф с книгами, а над столом портрет Колчака. Министр поехал в Кремль, где его уже ожидал Колчак. Дорога была долгая, ибо большая часть дорог в Москве теперь была грунтовой, что по мнению Его Императорского Сиятельства и Верховного Правителя России (ЕИСВПР), господина Колчака «было очень экологично и необычно для иностранцев». Слава богам, что центральные улицы не стали делать грунтовыми. Хотя грязь не очень-то раздражала министра, ибо кроме него на дороге была одна скорая помощь. Колчак запретил частные автомобили в Москве, оставив только служебные, дабы спасти экологию города. Лимузин «Родина» с министром на борту въехал на Красную площадь, где на самой ее середине высилась статуя Колчака из чистого золота, что двадцать метров высотой, а у ее постамента стоял почетный караул, которому было, вероятно, холодно в летней форме при температуре в пять градусов ниже нуля. Этот караул всегда стоял в летней форме, даже в самые лютые морозы. Внутри Кремля все было перестроено, как и сам Кремль, ибо тут нужна было взлетная полоса для самолета Колчака, посему снесли колокольню Ивана Великого. Спасскую башню Кремля перестроили так, что она имела форму головы Колчака, а стены сделали белыми, ибо как сказал Колчак: «Белый цвет мне китель напоминает.». В своем роскошном кабинете уже ждал Колчак. Он начал сидел за столом и писал роман, но едва вошел министр, как он начал разговор.
– Как там моя вилла? – спросил Колчак каким-то тягучим тоном, никак не отрываясь от писанины.
– Мы уже почти все провели: к зиме будет готово. – ответил министр, растягиваясь в искусственной улыбке до ушей.
Роскошную виллу, что располагалась посреди плато Путорана, куда вела специальная сверхскоростная железная дорога от самого Туруханска. На той вилле было все обустроено по последнему слову техники, а главное было то, что там были огромные окна от пола до потолка, что позволяли наблюдать всю красоту сибирской природы. Все там было экологически чистым, потому, что диктатор всегда учил: «Люди не стоят столько, сколько звери. Природа она вообще совершенна: я всякий раз поражаюсь гармоничности вполне обычного природного леса, когда гуляю там и ужасаюсь тому хаосу и отсутствию гармонии, что царил раньше в Думе, которую я за это и расстрелял. Люди они порочные и гадкие, а еще тупые. Звери лучше, чем они. Я же не человек, я живой бог!». Колчак любил гулять по лесам, которые его восхищали, посему по его приказу всю Украину засадили лесами, а всех, кто не хотел, чтоб на месте полей был лес, повесили и так Колчак заставил целое воеводство виселицами, на каждой из которых висело по два десятка врагов леса, а значит и самого Колчака.
2.
Вообще, у Колчака частенько случались странные замашки, вроде той, о которой нашему министру рассказывал его покойный дед, видевший все это в своем далеком детстве. В давние времена Колчак был адмирал, по крайней мере так гласила официальная пропаганда, заявлявшая к тому же, что именно Колчак в полном одиночестве справился со всем флотом большевиков на одном единственном катере, хотя против него были тысячи лучших в мире судов. Словом, он был адмирал. Однажды он сказал: «Я хочу каждый день смотреть на море, на закате и на рассвете.». Один министр предложил перенести столицу к морю, но был за это повешен на столбе. Колчак сказал: «Мне не нужна столица у моря, мне нужно море в столице.». Тогда и начались строительные работы по созданию настоящего моря рядом с Москвой. Сначала прокопали многочисленные каналы от морей к рекам, затем начали соединять крупнейшие реки страны и углублять их. Волгу расширили и углубили в 5 раз, а Оку в 7 раз. Тысячи инженеров, географов, экологов и прочих образованных людей только и думали, как бы им залить половину европейской части России водой? На этой гигантской стройке умирали миллионы несчастных, что угонялись сюда со всей России. Они молили о смерти от пули в лоб, но смерть настигала их в лужах грязи, в обвалах и оползнях, в глубоких шахтах, во время прорыва временных плотин и мостов. Кругом строились бесчисленные каналы, длина которых превосходила длину любых других, водохранилища, многие из которых превышали по размеру такие водоемы как Ладога, Онега, Байкал или даже Белое море. Сибирские реки повернули на юг, к Каспию. Гигантские пространства низменностей заливали водой, но, перед тем, как на месте хвойного леса возникнет море, лес сжигали дотла, дабы море не загрязнялось им. Целые города взрывали и дробили до щебня, который вывозился для складывания дамб и искусственных остовов. Миллионы людей переселялись, а на место из бывшей родины приходила вода. Для того, чтобы залить Россию поднимали даже подземные воды на поверхность, ибо рек и морей было мало. Появлялись бесчисленные острова, параметры которых колебались от размера дачного участка обычного гражданина в шесть соток, до размера небольшой губернии. Между островами ходили паромы, а еще строились бесчисленные дамбы, что бывали и длинные и узкие, и толстые и короткие, и средние, и вообще самые разные. С высоты птичьего полета это была красота неимоверная, по крайней мере, таким все это казалось нашему министру финансов в детстве, да так же было и теперь. Поэтому он и любил летать на небольших винтовых самолетах, ибо они летели низко и неспешно, что давало ему возможность глазеть на то, что было внизу. Внизу тянулось то самое искусственное море, что в ясную погоду выглядело так, будто смешалась зеленая и синяя краски. Берега были изрезанны всеми возможными способами, они распадались на десятки и сотни, если не тысячи, плесов, мысов, отмелей, бухт, заливов, полуостровов, а рядом с берегом плавали десятки и сотни островов самой различной формы, что имели свои мысы, бухты, плесы и все то, что имел и континент, все же попытки разобраться в этом причудливом узоре, отделить острова от континента, уловить береговую линию, были тщетны. Как красиво иногда выглядели острова, они, будто кочки на болоте, возвышались над водой, обнажая свои девственные пляжи, песчаные отмели, косы и плесы. Нередко министр финансов любил прилететь на небольшом водном самолете на какой-нибудь отдаленный остров на выходные летом. Там он купался, отдыхал, рыбачил и охотился на диких зверей. Про фауну следует сказать отдельно. Из-за того, что огромные районы были залиты водой, многие виды животных вымерли, что взбесило Колчака, приказавшего выводить новые виды животных для островов и континента. Лучшие ученые умы мира думали над тем, как бы адаптировать иноземных животных к жизни на островах нового Колчаковского моря и вывести для этой же цели новые виды. Вскоре острова заселили многие новые формы невиданных ранее тут зверей, которых разводил товарищ Лысенко для нужд народного хозяйства и для увеселения Колчака. Но была еще одна беда: огромное количество пресной воды выбрасывалось в Колчаковское море, что мешало там жить морской рыбе, но, поскольку оно смыкалось с Каспием, Белым, Черным и Балтийским морем, то в нем было слишком много соли для пресноводной рыбы. Концентрацию соли стали повышать путем сброса соли, что привозили из самых различных мест вагонами и баржами. Выводились и завозились новые виды рыб, что теперь обитали в этом новом море. На месте Капотни раскинулся Московский морской порт, что был теперь самый большой в мире. Дворец Колчака располагался недалеко от Москвы на самом берегу моря, так, чтоб адмирал мог наблюдать рассветы и закаты со своей огромной террасы с ониксовыми колоннами и перилами из палладия. Помимо пляжа, там была и набережная, выложенная той самой брусчаткой, что сняли с Красной площади. Набережная была небольшой, посему брусчатки хватило еще на парк, сад, террасу, причал и парадный въезд. Летними днями Колчак сидел в кресле на своей террасе и наблюдал за тем, как проплывают по его собственному морю корабли. Море было синее-синее, такой синевы, наверное, не было нигде: море сливалось с небесами.