Наноша
Шрифт:
Неожиданно увлекшись, я готов был перечислить еще по меньшей мере десяток пунктов, но Ната перебила меня вопросом:
– Ой, а это что?
– Сердце, – честно ответил я.
– Такое огромное?
– Да нет, самое обычное. Двенадцать сантиметров в длину, восемь в поперечнике, весит двести сорок грамм – сообщил я среднестатистические параметры, характерные для лучшей половины человечества, хотя мне самому представленный на экране орган показался значительно крупнее среднего. Что ж, значит, стоит признать, что в выборе моей лучшей половины мне крупно
– А… чье это сердце? – спросила Наташа, зачарованно глядя на частое сокращение сердечной мышцы.
И вот тут мне пришлось соврать. Правда, от волнения – довольно многословно.
– Ничье… Виртуальное. Я… отрабатываю кое-какие математические модели… В теории.
– А… И все равно мне как-то не по себе. На!
И Ната протянула мне вожделенный приборчик.
Крайне вовремя! Еще бы пару секунд… Господи, да мое собственное сердце билось в этот момент, наверное, в учетверенном темпе.
«Ныряй!» – мысленно скомандовал я Наноше и подтвердил команду молниеносной четырехкнопочной комбинацией.
«Так, теперь влево».
«Уф-ф, перелет! Надо самую чуточку сдать назад. Та-ак…»
«И камнем вниз!»
Все.
В смысле – ура!
Я привел в действие активатор, вытер лоб рукавом и с интересом посмотрел на свои пальцы. После нечеловеческого напряжения последних минут они упорно не желали разгибаться.
– А почему картинка больше не движется? – спросила Ната, выглядывая из-за моего плеча, так что я через рубашку чувствовал доверчивое прикосновение ее щеки.
– Потому, что Наноша стоит на месте.
– Он нашел то, что искал?
– Надеюсь, – буркнул я.
– Ох, а у меня от этих картинок прямо сердце… Как будто иголочкой… – призналась Ната, вызвав у меня приступ остаточного волнения с легкой примесью стыда. Хоть я и отлично знал, что сердце тут ни при чем.
Не сердце. Всего лишь вилочковая железа, она же тимус, правда, расположенная все в той же области передней средостении.
– А, кстати, что он искал? – спросила Ната, заставив меня задуматься.
Мне так не хотелось говорить ей правду! С другой стороны, говорить неправду почему-то хотелось еще меньше.
Но солнце светило как будто для нас двоих, и птицы где-то в вышине выводили свои трели словно в последний раз, а Ната стояла так близко и была такой теплой, что я… в общем, нашел способ уклониться от ответа.
– Смотри, какой цветок!
Ромашка была все та же и, к слову сказать, совершенно не выглядела пострадавшей, а вот реплика прозвучала уже в моем исполнении. И вообще, весь обратный путь я не уставал указывать Нате на цветы, бабочек, каких-то глазастых перламутровых жучков, словом, на все элементы прекрасного, каким уж оно мне представляется. В душе я завидовал Наташе. Ведь ей, с ее искусственно обостренным восприятием, все окружающее видится и ощущается гораздо полнее и ярче, чем простому смертному вроде меня. И белоснежные лепестки под дуновением ветра, и потревоженная красота выпорхнувшей из-под ног бабочки, и наливное яблоко припозднившегося
А уж каким привлекательным и остроумным, должно быть, кажусь ей этим вечером я! Еще бы, ведь активатор работает на полную мощность!
– Замечательный цветок, – согласилась Ната, наклонившись, чтобы вдохнуть восхитительный запах, о котором я, в меру своих убогих способностей, мог только догадываться. – Да и ты сегодня какой-то… не знаю… непривычный.
– Это хорошо? – игриво осведомился я.
– Надеюсь… То есть, хорошо, конечно, вот только глаза у тебя как-то очень уж хитро поблескивают.
– Ничего не хитро, – возразил я и немедленно придал своему лицу карикатурно бесхитростное выражение.
Наташа прыснула, но не отступила.
– Хитро-хитро. Они у тебя просто хитрющие, как у кота! Это все из-за духов, да?
– Каких еще духов? – В своих потугах изобразить воплощенную бесхитростность я, наверное, напоминал уже скорее жертву болезни Дауна. Утреннее видение, в котором Наташа выбегает из спальни разъяренной валькирией и обвиняюще тычет мне в лицо фальшивым флакончиком, на миг мелькнуло перед глазами и медленно растворилось в напоенных летними ароматами сумерках.
– Тех самых. Признавайся, что ты туда подмешал!
– Воду из-под крана, э-э, горячего, – не моргнув глазом, ответил я.
– Не ври! И не забивай мне больше голову своими микроскопическими роботами.
– Наноскопическими, – поправил я.
– Все равно. Никаких наноботов не существует! И атомных микроскопов, ха-ха! Понял, ты, эталон метра восемьдесят три? А вы в своем НИИ занимаетесь совсем другими вещами.
– Какими же? – не на шутку заинтересовался я.
– Приворотное зелье варите! – выпалила она. – На ядерных электроплитках с реактивной вытяжкой. Только называете их еще заумнее. Наведете болотной тины с купоросом, добавите лягушачьих лапок, а чтобы все было по науке, бросите сверху щепотку этих… на «Р»… их еще голый мужик по телику рекламировал.
– Феромонов? – осторожно предположил я, отлично помня, как ее «город в Италии, сто процентов на Д» оказался в итоге Мадридом.
– Вот-вот!
– Ната, – вздохнул я, – все это чушь. Беспочвенные слухи, как раз для доверчивых читателей желтой прессы и покупателей «Магазина на диване». Не существует человеческих феромонов! Мы же не насекомые и не животные. Ради того, на что им хватает специфического запаха, мы вынуждены покупать модные костюмы и машины, а вы – по три часа в день проводить в спортзале, солярии и парикмахерской.
И добавил, как я это часто делаю в последнее время, про себя: «Зато в наших организмах присутствуют кое-какие железы, которые вырабатывают очень своеобразный секрет. Секретный такой секрет, о действии которого не подозревают философы и поэты, почти догадываются гомеопаты и доподлинно знают такие, как я, генералы невидимого фронта, не боящиеся подвергать эксперименту все на свете. Даже самое дорогое».
– Ну, не феромоны, так что-нибудь еще, – упорствовала Ната, ни капли не убежденная. – Только, господин чернокнижник, боюсь, я вас немного разочарую, – заявила она. – Никаких духов я не нюхала.