Напарница
Шрифт:
Мы вышли на улицу, где день уже уступил свои права ночи. Вскоре к дому синдика мой напарник пригонит карету, и я смогу навсегда покинуть этот осточертевший мне город. В груди всё сжималось от ужаса и жалости: Аманда, моя бедная гордая барышня, была похищена зловещими фигурами в бордовых одеждах, которым никто не смел воспротивиться. О, если бы я была мужчиной!
— Не плачьте, — довольно равнодушно проговорил Дрон Перте, беря меня под руку. — Во всяком случае, совершенно точно вашу подругу не убьют и даже
— Как вы можете… — сквозь слёзы проговорила я. — Вы негодяй, холодный мерзавец, если можете так спокойно рассуждать обо всём этом!
— Я рассуждаю как всякий здравомыслящий человек, — сухо отозвался сын синдика. — Безумие противостоять канцелярии крови, настоящее безумие.
И Дрон Перте, не обращая внимания на мои слёзы, повёл было меня к толпе, живо обсуждающей всё произошедшее перед тем, как рассесться по поданным экипажам, как вдруг шум в другой стороне привлёк наше внимание.
Всё те же зловещие фигуры кровников волокли несчастную Аманду, которая билась, как пойманная птичка, и в отчаянии срывая голос, продолжала звать:
— Помогите! Кто-нибудь! На помощь! Друзья! Помогите! Кати! Кати!
Забыв обо всём, забыв, как стесняла меня неуместная забота барышни, как угнетали её нравоучения и подозрения, выбросив из головы всю здравомыслящую осмотрительность, которое только что пытался внушить сын синдика, я рванулась туда, где мой слух резал звенящий крик:
— Кати! На помощь!
— Вы с ума сошли! — грубо схватил меня Дрон Перте. — Вы же погубите себя, и ничем ей не поможете!
Не перестающую кричать и звать Аманду тем временем волокли к экипажу.
— Пускай! — прошипела я, яростно вырываясь. — Вы же слышите — она зовёт меня!
— Зовёт, — с затруднением признал сын синдика, — чтобы погибнуть с вами на пару! Ивона! Придите же в себя!
— Пустите! — отбивалась я. — Вы не понимаете! Она не переживёт этого! Пустите меня!
— Ничего страшного с ней не сделают, — сквозь зубы уговаривал меня авантюрист. — Ну, разденут и осмотрят, сделают выговор и отпустят на свободу, нашли о чём беспокоиться. Оштрафуют, наверное. Больше крика, а дело-то пустяковое. Вашей подруге только на пользу пойдёт, а то очень уж чопорна.
— Разденут?! — вскричала я, не забывая, впрочем, понижать голос. — Вы с ума сошли сами! Она же не сможет жить после этого! Она убьёт себя после такого! Пустите меня, наконец!
Не без труда кровники запихали Аманду в карету, и та, громыхая, покатилась прочь, унося затихающие крики:
— Кати!.. Кати!
— Никто от этого не умирал, — откровенно посмеиваясь, возразил Дрон, ослабляя хватку. — Все говорят, что умрут, но как дойдёт до дела…
Он развёл руками.
— Может, Аманда и не умрёт, — отвечала я, внезапно подобрав ключ к чёрствому сердцу своего собеседника. — Но жены такой вам уже не видать: после подобного позора Аманда
— У вас так принято? — забеспокоился сын синдика. — Я объясню ей, что для меня это не имеет значения! В конце концов, я не ревнив!
В ответ я разразилась смехом — неожиданно хриплым и настолько невесёлым, что он напугал даже меня самоё.
— Какое дело Аманде до вашей ревности? Она опозорена навек, и её честь не позволит ей согласиться на брак даже с самым любящим мужчиной на свете. Напротив, она посчитает, что ваша любовь заслуживает лучшей награды, чем жизнь со столь злополучной женщиной.
— Все вы в Дейстрии сумасшедшие, — пробормотал сын синдика и громко свистнул три раза. В нашу сторону принялись оглядываться, и он увлёк меня поглубже в тень ратуши. После ожидания, показавшегося мне томительным, из темноты перед нами появилась мужская фигура, за ней другая, а за ними ещё несколько человек, которых я не сумела разглядеть.
— Видели? — коротко спросил их авантюрист.
— Как не видать, хозяин? — вразнобой откликнулись несколько мужских голосов. — Видали, ещё как видали!
— Догоните и добудьте мне девицу, — приказал Дрон Перте. Послышался возмущённый ропот, но сын синдика достал откуда-то туго набитый кошелёк и подкинул его на ладони.
— Никакой крови, тихо и вежливо, — продолжал он. — Доставите в обычное место и ждите меня. Расплачусь как банкир. И помните, никому ни слова! Ну?
— Вам виднее, хозяин, — отозвался ближайший к нам мужчина (его голос показался мне смутно знакомым; возможно, его я слышала в ту ночь, когда спасла жизнь Дрону Перте). — Не извольте беспокоиться, доставим в лучшем виде.
— Тогда за дело, друзья! — ответил авантюрист. — И чтобы с девицей не баловались!
— Обижаете, милостивый хозяин! — ответили в толпе преступников, и в следующее мгновение мы остались одни.
— А теперь, сделайте милость, — раздражённо прошептал мне сын синдика, — постарайтесь казаться спокойной, как если бы эта история вас не касалась.
И мы присоединились к кружку благотворителей в тот самый момент, когда жена синдика, оглядываясь, спросила:
— А где же Дрон и Ивона?
— Здесь, матушка, — поспешил откликнуться почтительный сын и поцеловал матери руку. — Мы всё время здесь были, не так ли, Ивона?
— Странно, я вас не замечала, — с сомнением проговорила почтенная дама. — Небось целовались на прощание, мои милые? Эх, молодость, пора безумств… Да, Ивона, что ты думаешь о своей подруге теперь? Как на твой взгляд, милочка, найдут на ней следы укусов или кровники в кои-то веки ошиблись?
— Пока ещё рано судить, матушка, — отвечал сын синдика, болезненным пожатием подавая мне знак молчать. — Думаю, завтра мы сможем узнать, что покажет осмотр.
— Ты прав, сынок, — добродушно улыбнулась Августа Перте. — Да, не хочешь ли ты с Ивоной прогуляться? Я обещала хозяйке Дентье разделить с ней экипаж, и теперь в нём не хватает места на всех.