Напарница
Шрифт:
— Не могу…
Но уже никуда не деться от понимания, что только так и придётся сделать, иначе я — та часть меня, за которую я без колебания отдал свою жизнь, — поплатится за моё же упрямство.
— Отпустил? — усмехнулась над ухом Грета. — А теперь зови, зови из-за всех сил, вампир. Тебе понадобится много крови, чтобы подняться на ноги. Зови всех, до кого только сможешь дотянуться!
«Мастер, конечно, не допустил, чтобы я кого-нибудь убил или искалечил, — раздался у меня над ухом — сейчас, двадцать лет спустя — голос моего бывшего
Вампир ослабил хватку и развернул меня к себе лицом. Фонари и факелы в отдалении давали слишком мало света, но я видела ясно, как днём, его по-прежнему стройную фигуру и такое знакомое лицо. Двадцать лет… двадцать лет прошли и сделали меня старухой, а он остался таким же молодым, как и прежде. Нет, не таким же. Вглядевшись внимательнее, я увидела, как изменился мой бедный напарник. Когда мы расстались, он был тощим, ещё не повзрослевшим юношей, почти подростком, одновременно и изящным и неуклюжим, готовым каждую минуту доказывать своё превосходство. Сейчас же я видела худощавого подтянутого мужчину. Молодого — да, — но взрослого, неизбежно и непреложно взрослого, уже не нуждающегося в детских способах самоутверждения. Тёмные глаза смотрели на меня… нет, не с голодным обожанием, которое не уходило из взгляда Беренгария всё время нашей с ним совместной работы. Нет, в них была нежность, очень грустная какая-то нежность, словно стоящий передо мной мужчина знает нечто такое, что может меня огорчить. Знает, и всё равно скажет, хотя предпочёл бы промолчать.
— Ты совсем не изменилась, девочка моя, — выговорил он наконец. — Словно только вчера виделись.
На этих словах я не выдержала. С приглушённым всхлипом ударила, что было сил, его кулаками в грудь — прежний напарник никогда не позволил бы этого сделать — и разрыдалась, прижавшись к его совсем уже не костлявому телу. Двадцать лет жизни одновременно и словно бы слетели с меня, заставляя чувствовать себя совсем ещё молоденькой девушкой, не испытавшей ещё самого страшного горя в своей жизни. И вместе с тем как будто навалились с новой силой. Он молод, красив… а мне уже даже не сорок лет.
— Глупенькая, — нежно произнёс вампир и таким знакомым движением сорвал с меня чепец — я уже начала носить чепцы, как полагается в моём возрасте — и растрепал волосы. — Глупенькая моя. Ты выглядишь даже лучше, чем тогда. Я оставлял молоденькую девочку, а встречаю зрелую женщину.
— Не надо лести, — попросила я, отстраняясь и вытирая глаза носовым платком. Господи боже, подумать страшно, на кого я сейчас стала похожа, после столь позорного плача! Случалось мне видеть заплаканных женщин, им хотелось запретить появляться в обществе, пока не спадёт покраснение и припухлость на лице!
— Забавно… — потянул Беренгарий, внимательно за мной наблюдавший. — Прежде ты никогда так не поступала. Тебя ничуть не заботило, как ты выглядишь.
— Разве? — рассеянно спросила я.
— Да, дорогая, ты определённо повзрослела, — вынес вердикт вампир и его внимательный взгляд сделался из нежного изучающим, даже оценивающим.
— Ты тоже, — выговорила я, чувствуя, как от тоски сжимается сердце. Двадцать лет! Где он был все эти двадцать лет, как позволил себе повзрослеть без меня, как позволил мне состариться?!
— Разве? — в том мне ответил Беренгарий. — Возможно. Видишь ли, дорогая, я уже два года как совершеннолетний.
— Два года?! — невольно вырвалось у меня. — Погоди, но ведь ты когда-то говорил о десяти…
— Говорил, —
— Я не знаю, — просто ответила я.
— Нет, — медленно проговорил Беренгарий и протянул руку, чтобы потрепать меня по голове. Протянул — и опустил, словно не решившись коснуться. — Я очень долго лежал, Ами, забыв обо всём, кроме голода. Лежал и звал, звал, звал… Их много приходило в тот подвал, где меня спрятали, и Мастер с Гретой хорошо морочили людям головы. А я только и делал, что ел и спал, потому что ни на что другое не был способен. Но о тебе я не забывал никогда, и это было всего сложнее, потому что я не мог пить твою кровь, я бы выпил тебя досуха, так страшно мне хотелось припасть губами именно к твоему горлу!
— Прекрати! — возмутилась я и отметила про себя, что признание напарника шокирует меня куда меньше, чем шокировало бы двадцать лет назад. Тогда мне очень не нравилось, что он смотрит на меня, как на еду. А теперь… теперь мне было всё равно.
— Извини, — вежливо, но без тени раскаяния отозвался вампир. — Я просто объясняю, почему не давал о себе знать.
— Все двадцать лет? — уточнила я, в душе содрогаясь от мрачной картины. Двадцать лет полурастительного-полуживотного существования — это могло ужаснуть кого угодно!
— Не совсем, — как будто слегка смутился Беренгарий и на миг отвёл взгляд, но тут же твёрдо посмотрел мне в глаза. — Только первый год, если быть точным.
Год. Сердце снова сжалось от томительной тоски. Я слишком хорошо помнила, что случилось на исходе первого года после смерти напарника.
— А… потом? — тихо спросила я.
— Потом я уехал, — словно не понимая сути заданного вопроса, отозвался вампир. — На юг, на острова. Оттуда родом мой наставник — помнишь? От того у него такая смуглая кожа, ты ведь его видела.
— На юг?! — поразилась я. — Но что ты там делал?!
— Жил, — коротко ответил Беренгарий, но потом как будто почувствовал необходимость смягчить резкий ответ. — Думал, путешествовал, поддерживал отношения между общинами не-мёртвых.
Он помолчал и тихонько добавил:
— Пытался забыть тебя.
Эти слова произвели на меня ошеломляющее действие. Так бывает, когда принимаешь ванну, а служанка по ошибке обливает тебя из ковшика с холодной водой, забыв добавить туда кипятка. И, между тем, первые мгновения тебе кажется, что на тебя выплеснули именно кипяток. Не зная, что ответить, я издала смешок, коротенький и глупый донельзя. Хихикнула — и сразу пожалела об этом, потому что в спокойных глазах стоящего передо мной мужчины зажёгся гнев, и он встряхнул меня за плечи, как давеча тряс совершенно другой человек.
— Тебя, тебя! — прорычал вампир сквозь сомкнутые зубы. — Маленькая ведьма, ты отлично знаешь, о чём я говорю, и сейчас смеёшься надо мной!
— Но, Гари… — пролепетала я, успевшая отвыкнуть от внезапных приступов гнева своего напарника. Все эти годы мужчины смирялись передо мной по мановению руки, и перед разозлённым вампиром я была так же беспомощна, как и двадцать лет назад. Даже хуже, если он всё знает. Если он всё знает — и не простил. На моих глазах, выступили слёзы.
— Не называй меня так! — прошипел не-мёртвый и оттолкнул меня, да так, что я едва не упала. Однако вовремя оказался за моей спиной и бережно поддержал — движением, которого я, казалось, не заслуживала.