Наперегонки с темнотой

Шабанова Рина

Каждый из нас прислушивался к звукам снаружи, сжимал в руках заряженное ружье и был готов выпустить заряд по любой твари, если она надумает приблизиться к дому хотя бы на метр. За проведенные в таком тревожном ожидании часы я практически не сомкнул глаз, все думая о Роуз и о том, где она теперь. Временами сознание

мое уплывало в полудрему, но как только я чувствовал, что голова начинает клониться вниз, тут же просыпался и вновь вслушивался в тишину. Роб тоже не спал.

Марта Дилл приехала к половине седьмого утра. Услышав звук заглушаемого двигателя, а затем увидев в окно ее торопливо приближающуюся к дому фигуру, я открыл дверь еще до того, как она нажала на кнопку звонка.

– Доброе утро, мисс Дилл, – мрачно поздоровался я. – Вы рано. Мы ведь говорили вчера, что небезопасно разгуливать в потемках.

На улице еще не до конца рассвело и так опрометчиво проявленная ею беспечность вызвала у меня раздражение. От окружного центра до нас не меньше получаса езды, а значит выезжать ей пришлось в полной темноте.

– Доброе утро, Джон, – гася мое возмущение приветливой улыбкой, ответила она. – Я хотела успеть до того, как здесь поднимется шумиха. Если выяснится, что ваша соседка пропала, вас наверняка пригласят на допрос. И прошу, называйте меня Марта, а то мне как-то неловко, что я зову вас просто по имени.

Я молча кивнул. Она все еще стояла на улице, в то время как я безмозглым истуканом застыл на пороге. Наконец по ее выжидающему виду до меня дошло, что я так и пригласил ее войти. Спохватившись, я посторонился и пропустил ее внутрь.

Войдя, она с интересом осмотрелась вокруг. Стену слева от входа украшали многочисленные рельефные панно, узорчатые мозаики, фрески и другие вырезанные из дерева декоративные штуковины. Заинтересовавшись искусно сработанной

деревянной маской, изображающей злобное лицо некоего уродливого божка, она надолго остановилась на ней взглядом.

Я стоял с ней рядом и, как и два дня назад, испытывал странное смятение. То, что в ее присутствии я волнуюсь, как сопливый юнец, меня немного озадачивало – подобного со мной не случалось, пожалуй, уже лет двадцать. То ли для того, чтобы привлечь ее внимание, то ли в попытке вернуть осипшему голосу твердость, я тихо прокашлялся и, указав на маску, сказал:

– Их делает Роб. Он увлекается резьбой по дереву.

– Правда? Все это сделал он сам?

В полумраке прихожей ее серо-голубые глаза казались совсем темными, а выражение в них было почти неразличимым, но я уловил, как в глубине их зажегся недоверчивый восторг.

– Ну почти… Кое-что он покупает у других таких же любителей повозиться с ножом и стамеской.

– Вау! Здорово! Нет, правда здорово! Мне очень нравятся такого рода вещи, а мистер Холдер, как видно, настоящий мастер своего дела.

Сняв с себя куртку, она осталась в свободной футболке, узких черных джинсах и невысоких кожаных ботинках. Так как я угрюмо молчал, в ее лице промелькнуло легкое недоумение, означавшее, должно быть, что она ждет от меня какой-то реакции, но я вдруг совсем сбился с толку. «Черт возьми, похоже, я напрочь разучился общаться с женщинами», – промелькнула в голове досадная мысль.

Чтобы хоть как-то поддержать разговор, я промямлил:

– Как вы выбрались из города? Не возникло проблем?

– Пару раз останавливали, расспрашивали, куда и зачем еду, но в итоге пропустили без серьезных задержек, – пожав плечами, ответила она. – Журналистское удостоверение пока имеет свою силу.

Конец ознакомительного фрагмента.