Наперегонки со смертью
Шрифт:
Сидели все под тентом, пили «мохито» и кофе. За «мохито» приходилось каждый раз Анфисе бегать на камбуз — у нее этот коктейль лучше всего получался. Разок сделала она сразу большой кувшин, но в нем моментально растаял лед, а теплый «мохито» — это уже нечто неаппетитное.
Со скуки — боцман был все же новинкой сезона в нашей компании — беседа перешла на баржу.
— Как такое большое судно протащили через Ворота? — интересовалась Дюлекан. — Здесь больше деревянные суда строят, а она вся металлическая.
— Никто ее целиком не таскал, — подробно
— А такой антиквариат, как эти пулеметы Кольта-Браунинга откуда взяли? — это уже был мой интерес.
— А бог его знает, — пожал боцман плечами, — наверное, списали со складов флота. Могли англичане с Гибралтара подарить, когда Франко вышел из союза с Германией. Только их поставили вместе со всем набором судна.
— Интересно, в Форт-Линкольне сейчас так эсминец строится — из деталей, протащенных со Старой Земли.
— Так нашу баржу как раз перед первым эсминцем и построили в том же длинном стапеле. На ней, так сказать, обкатали идею. Для того и выбрали проект сухогруза класса «река-море». Таких много по Средиземке болтается.
— А что так слабо вооружились? — это Бисянка голос подала.
— Так экипаж у нас маленький. Только двое и могут стрелять. Остальные все при деле. Да и самолет всегда можно вызвать на помощь. Для этого мы все страховые взносы в Зионе платим, а страховщики потом с авиаторами рассчитываются за топливо.
— А если ложный вызов? — поинтересовалась Булька.
— Тогда все от летчика зависит. Попадется дерьмовый — настучит. Придется кэпу бензин за весь полет из своего кармана оплачивать. Но большинству все равно: лучше ложный вызов, чем пропавшее судно.
Пираты появились ближе к вечеру, когда мы уже совсем успокоились по их поводу. Мало ли: глиссер и глиссер — прокатился рядом и убег. Не на сто же процентов верить нами же насмерть перепуганному еще три дня назад рулевому?
Обратила внимание на них Альфия, случайно, когда выплескивала за борт помои. Остальные все прошляпили.
Пираты заходили с самой незащищенной стороны баржи — с носа, обогнув небольшой лесистый остров, который у нас оставался впереди с левого борта. Знать, точно им глиссер напел про наши стационарные пулеметы.
— Анфиса, беги послушай, что там в эфире творится! — погнал я девушку с мостика.
Мы все-таки поставили свою антенну на автобус (пришлось проткнуть тент), и от нее уже протянули найденную в хозяйстве боцмана медную проволоку на единственную короткую мачту над рубкой в надежде, что так сигнал будет ловиться дальше.
А сам заорал в «ходилку», переключив ее на общую связь:
— Боевая тревога! По местам стоять! Всем постам
Потом в течение трех минут принимал доклады.
Все. Осталось только помолиться. В бою атеистов нет.
— Фиса, что в эфире?
— Как ни странно, Жорик, совсем ничего, — откликнулась через десять минут Иванова. — Музыку из Одессы, Берегового и Форта-Ли ловлю, а вот ближних переговоров нет. Совсем нет.
В мощный морской бинокль капитана было видно, что впереди маячит двухмачтовая бермудская шхуна, ясно, что к тому же моторная — сильных ветров тут в сухой сезон нет. Разве что прибрежный бриз. Да и из парусов на ней всего один кливер стоит.
Борт о борт со шхуной шел малым ходом знакомый глиссер. На этот раз глиссер был вооружен. На его длинном носу была укреплена тренога с пулеметом. Каким — отсюда не разглядеть пока. Далеко.
Всех расставили по местам, нарезали сектора обстрела, проговорили сценарий перемещения по палубе на разные случаи. И приготовились к сближению, которое шло медленно, но неотвратимо.
Ближе стало видно, что никакого флага шхуна не несла вообще.
Корабли медленно сближались. От нечего делать (впрочем, надо честно сознаться, чтобы уменьшить мандраж ожидания драки) стал себе под нос мурлыкать все известные мне «пиратские» песни:
В нашу гавань заходили корабли, Большие корабли из океана. И в таверне веселились моряки, ой-ли. И пили за здоровье атамана. [99]— А еще? — Бисянка, оказывается, все это время рядом стояла и смотрела на пиратов через оптический прицел винтовки.
Что она там могла увидеть в свой оптический прицел военного времени, я не представляю. Мне и в современный двенадцатикратник деталей не разглядеть.
99
Дворовая песня 50-х гг. XX века.
— Еще? — переспросил я ее.
— Еще, — подтвердила она.
— Тогда слушай. — И я замурлыкал немного громче, не отрываясь от мощного бинокля. Негромко так, чтоб девушке было слышно, а остальные обойдутся и без моего вокала.
Но старпом не верит «липе». Ночь старпому — не указ. Я несусь, как чайный клипер. Ну, не клипер, так баркас. На борту пылают битвы, разногласья до крови, Паруса мои пробиты бомбардиршами любви. [100]100
Стихи Ю. Визбора.