Наперекор Сталину
Шрифт:
Как видим, все темы затронуты, впрочем, вариантов не так уж много!
Но есть кое-что получше. Ненависть слепа и не боится противоречий: «Ротшильд был в Общине так же, как он был среди оппортунистов, как он был среди анархистов, среди социалистов, как он был везде»! Ненависть даже не боится выглядеть смешной: когда история не в силах снабдить Дрюмона хоть каким-нибудь обвинением в предательстве, он вовсе не отчаивается. Нельзя найти ни единого следа Ротшильдов в Панамском скандале - одном из самых громких финансовых скандалов XIX века? «Их нельзя найти просто потому, что они были настроены враждебно по отношению к Панаме (!) А враждебно к Панаме они были настроены потому, что эти немецкие евреи всегда и во всем против Франции»!
Антисемитизм
Робер Бадентер как-то дал мне номер «Ла Либр Пароль» за декабрь 1905 года, статьи которого, написанные, легко догадаться в каком тоне, были посвящены памяти моего деда Альфонса, названного там «Золотым королем». Вопреки всякому здравому смыслу я храню и этот документ тоже под названием «сувенир», если так можно выразиться.
В целом моя семья всегда занимала сдержанную позицию в отношении сионизма, и мой дедушка Эдмон действовал в одиночку, оказывая евреям Палестины значительную поддержку, скорее, впрочем, из гуманитарных и религиозных, нежели политических соображений.
Потрясение, вызванное войной и истреблением шести миллионов евреев, радикально изменило все прежние позиции. Само понятие «родина евреев» приобрело огромную эмоциональную значимость, я сам стал страстным сионистом, но не предполагал в связи с этим менять свою судьбу и судьбу моих близких. Само слово «сионист» вводит в заблуждение, поскольку обозначает как сторонника государства Израиль, так и человека, твердо решившего эмигрировать в эту страну.
В 1945 году я отправился в краткую поездку на Ближний Восток; мне поручили собрать и сообщить свои наблюдения. В Иерусалиме Бен Гурион, любивший во всем точность, спросил меня, а это была наша первая с ним встреча, сионист ли я. Видя, что я медлю с ответом, он уточнил:
– Вы хотите здесь воспитывать вашего сына?
Сожалея, что разочарую его, я ответил отрицательно, и причина была понятна.
Я провел две недели в Палестине и посетил различные еврейские поселения, в частности, побывал во многих киббуцах. Каждый из них имел свои характерные черты, политические или географические, и, хотя руководство это отрицало, я встретил много проявлений нетерпимости, например, нежелания принимать в киббуцы выходцев из других стран. Вместе с Артуром Кёстлером, который тогда только приехал в Палестину, я праздновал первый вечер Пасхи - седер - в киббуце эмигрантов из Югославии. Это киббуц Эйн Гев, расположенный на берегу Тибериадского озера.
С нами был молодой человек по имени Тедди Коллек - знаменитый мэр Иерусалима, и наша с ним долгая дружба началась здесь, среди толпы, танцующей хору.
Во время этой же поездки я заехал в Каир, где познакомился с одним очень компетентным и интересным человеком, офицером разведки. Он поделился со мной своими пессимистическими прогнозами относительно интересов Франции в этом секторе земного шара.
Возвращение на самолете заняло три дня, с учетом промежуточных посадок в Бенгази, Тунисе, Алжире; я учитываю также разницу во времени и скорость. Вернувшись, я написал отчет департаменту министерства, которое организовало мою поездку. В этом отчете я изложил важную и во многом прозорливую информацию, полученную в Каире, и мои собственные наблюдения. Я показал, почему мне кажется очевидным, что в самом ближайшем будущем Франция потеряет Сирию
Я рассказал моим английским друзьям из Лондона о том восторге, который я испытал в киббуцах, где, как мне показалось, удалось, отменив деньги, дать людям всю полноту свободы и счастья. Бесспорно, эмоциональный опыт имеет ценность, к сожалению, только в определенных и весьма ограниченных обстоятельствах. Тогда сионистская мечта вполне соответствовала израильской действительности - я увидел национальный очаг для еврейского народа, общество справедливости и равноправия, порыв первопроходцев, вдохновенный поиск новых ценностей. Отрицательные аспекты этого начинания проявились только позднее.
* * *
С этого времени борьба евреев, выживших в войне и стремящихся строить свою новую жизнь в Палестине, становилась все более впечатляющей. Я следил за этой борьбой, принимая все ее перипетии близко к сердцу, и, как многие другие, с горечью переживал трагические события истории, например, Исход.
А однажды я получил возможность в этой борьбе участвовать. Андре Блюмель, прежний руководитель кабинета Леона Блюма, с которым меня связывала дружба, попросил меня помочь ему спасти Лею Кнут, разыскивавшуюся за терроризм. Я охотно выполнил его просьбу и с той поры поддерживаю отношения с этой женщиной, которая теперь ведет тихую жизнь почтенной матери семейства.
День, когда Израиль в мае 1948 года объявил о своей независимости, мы с Алике встретили с радостью в колонне демонстрантов; мы шли по Елисейским Полям рука об руку с госпожой Мендес Франс, которую случайно увидели здесь же.
Евреи всего мира чувствуют себя связанными с судьбой Израиля, его безопасностью, его репутацией. Это государство играет важнейшую роль в нашей способности преодолеть «комплекс еврея», укоренившийся в нас за две тысячи лет антисемистских гонений. Всю свою жизнь еврей несет особый груз, тяжкий груз; он рождается с сознанием, что многие его презирают, что он может услышать унизительные суждения в свой адрес, суждения, оскорбляющие его порядочность, его национальную принадлежность. И не стоит пожимать плечами и говорить, что не нужно обращать внимания на своих недругов, - каждый хочет, чтобы его уважали, принимали, любили, а если выпадет случай, то и восхищались им. Каждый еврей знает, от какой ненависти и от каких преследований страдали его собратья в прошлом и продолжают страдать сейчас, подвергаясь каре за преступления, которых никогда не совершали.
Декларация Независимости Израиля, рождение еврейского государства, появление собственного дома у еврейского народа, конечно, привели к тому, что евреи Палестины обрели национальную независимость, но не они одни - психологически, в душах своих обрели национальную независимость миллионы евреев диаспоры. Они почувствовали себя свободными от некоего врожденного порока, приписываемого им многие века. Евреи и впредь еще будут страдать от обидных проявлений антисемитизма, но отныне ему будет труднее сломить их моральный дух. Мы, евреи диаспоры, гордимся израильтянами, их мужеством, их военной мощью. После веков преследований и унижений перед лицом всего мира утверждаются честь и достоинство евреев. Теперь мы менее уязвимы для неприязни и враждебности, для сомнений в том, как нас воспринимают другие, для страха перед злым роком, который вновь будет нас преследовать. Израиль - это не наша страна, его знамя - это не наше знамя, но Израиль самим своим существованием освободил основную, глубинную часть нашего «я». И чтобы осознать всю силу наших эмоциональных связей с этим маленьким народом и с тем, что он символизирует, стоит лишь на миг представить себе наши страдания и отчаяние, если Израиль будет уничтожен.