Наперекор судьбе

Малахов Анатолий Алексеевич

Казалось бы, говорящий камень — это ли не чудо! Но наука не признает чудес. Она утверждает силу знаний, бесконечные возможности человека раскрывать сокровенные свойства вещей.

«Седьмое чудо»

А легенды? Всегда ли они уводят от жизни в мир сверхъестественного? Нет, ведь иной раз в народных (а не религиозных) сказаниях отражаются опыт народа, его знания, его сила. Мне вспоминается один эпизод, свидетелем которого я оказался однажды.

Это был спор об отношении

ученых к фольклору. Спорили крупнейший специалист по золоту, профессор нашего института, и один из его учеников, молодой казах. Он был студентом-заочником третьего курса, только что возвратившимся из геологической экспедиции, очень энергичным, толковым, правда, несколько горячим. Но этот порок обычно проходит вместе с молодостью. Звали казаха Акбас, а может быть, Акбай. Фамилия не удержалась в памяти. Но дело не в имени и не в фамилии, а в сущности спора. Я не вмешивался в их спор. Старался не только запомнить все оттенки рассказа студента, но и уловить логику его мышления. Все это должно было дать мне ответ на один из вопросов, интересовавших меня: как относиться к народным легендам? Что это — суеверие, пустой вымысел или что-либо другое?

Акбай (будем звать его так) отстаивал важность изучения народных легенд, а профессор предостерегал юношу «от увлечения сказками».

— Сказка есть сказка, — говорил профессор, — нельзя переносить в науку все, что нами услышано в песнях и сказках. Иначе наука перестанет быть наукой. Она переполнится суевериями.

В ответ полилась страстная речь Акбая:- Я не понимаю, против чего ты, профессор-ага, возражаешь. Почему думаешь, что все сказы — суеверия? Слушай и дай договорить мне до конца. Не перебивай, пожалуйста.

Я не знаю, когда произошло то, о чем поют акыны — хранители мудрости нашего народа. Они не говорили, когда это было. Их рассказ я слышал на айтысу — состязаниях песенников.

Акыны пели под звуки домбры о том, что случилось еще в те далекие времена, когда главной в роду была женщина. Та, о которой пели акыны, звалась «золотой».

Да, да! Много легенд ходит в народе о «Седьмом чуде», о самородке невиданных размеров. Многие рассказывают об этом чуде, но правду знают немногие.

Все ашуги Джетысу, или, как мы сейчас говорим, Семиречья, все певцы Джетытау, или, как мы говорим, Семи гор, все акыны Джетыкала, или, как мы говорим, Семи городов, воспевали Джеты-чудо, «Седьмое чудо», которым владела молодая хозяйка нашего рода.

Постой, — перебил речь Акбая профессор, — среди семи чудес света нет золотого самородка.

У вас, европейцев, профессор-ага, — сказал Акбай, — свои семь чудес света. Мы знаем о них. Это и Колосс Родосский, и Александрийский маяк, и Египетские пирамиды… Но наши азиатские чудеса света еще пока мало известны. О них очень редко говорят.

Ну, одно чудо света Азии знают все. Это великая Китайская стена. На тысячи километров протянулась она. Это действительно гигантское творение народа.

Второе

чудо света находится в Индии. Ты, наверное, слышал про знаменитый железный столб. Сотни лет стоит он, вкопанный в землю, и' не ржавеет. Действительно чудо! Он был вкопан в то время, когда народы еще не знали железа, когда люди только-только стали осваивать бронзу. Откуда взялось железо? Почему оно не ржавеет? Никто не знает.

В Индии есть и другое чудо света — храм в Армакантаке, сделанный из красного камня. Он величественно стоит на горе. Толпы народа стекаются для поклонения этому чуду. Сейчас нам рассказывают, что стены храма сделаны из боксита — алюминиевой руды. Но когда строили этот храм, никто не знал, что такое алюминий. В нем все поражает удивительной гармоничностью украшений и статуй богов, высеченных из красного камня.

О четвертом, пятом, шестом чудесах света говорят разное. В каждой стране есть свои чудеса. Но вот «Седьмое чудо» света было общепризнанным. «Седьмое чудо» света было у нас в Западном Казахстане, в Семигорье, в Семиречье, в Семи городах. Это был самородок золота замечательной красоты. Все наши жирау — сказители и акыны — импровизаторы слагали стихи об этом чуде.

Есть на свете чудо красоты, Знаешь ли о нем ты? Ари-айдай-бойдай-талай…Блестящим сиянием озарено, Ни с чем не сравнимо оно… Ари-айдай-бойдай-талай…

Так пели под домбру свои стихи о «Седьмом чуде» сказители песен. Припев песни обычен. Его не перевести. Это что-то вроде вашего «ай-люли».

Самородок был большой и напоминал бюст женщины. Тонкая сетчатая вязь прикрывала ее плечи, ниспадая причудливыми складками к основанию статуи. Царственная диадема из древовидных хитросплетений золота гордо окаймляла ее чело. Но не это главное. Всех поражало лицо статуи — красавицы с огненно- рыжей копной волос. Как природа добилась такой красоты? Никто не знает.

Нам сейчас известно, — возразил профессор, — что золото в тонких листочках просвечивает зеленым и синим цветом. Может быть, и у этого самородка поверхностные части были тонколистоваты?

Ну вот, и ты стал искать правду в старой сказке! — воскликнул Акбай. — Но слушай, профессорам, я не могу тебе точно перевести на русский язык песни акынов. Они поют, что золотисто-желтые тона сливались с синевой и зеленью, и от них на лице статуи словно мелькали и вспыхивали естественные пересветы и блики.

Я видел много раз самородки, — не сдавался профессор, — некоторые из них были губчатыми, сетчатыми, дендритовидными, древовидными. Но в одном самородке трудно представить себе все эти формы. Так не бывает в природе.

Не знаю, — упрямо говорил Акбай. — Я повторяю то, что слышал в песнях акынов. Дальше они пели, что «Седьмое чудо» оберегали от взглядов чужестранцев, но слава о нем проникла во многие страны. Я думаю, — добавил Акбай, — что именно об этом чуде писал Геродот, упоминали о нем и другие ученые древности.