Напиши мне про любовь
Шрифт:
— Не пытайтесь навесить это на официанта, — предостерег О'Брайен. — Там было больше сотни наличными. Уважающий себя вор не оставил бы такую сумму.
— Она могла сама почистить сумку. Перед тем как идти на вечер. И это все, что вас терзало, О'Брайен?
— Вообще-то я собирался просить вас о любезности. Если вы не слишком устали, мне хотелось бы кое с кем вас познакомить.
— Хорошо.
— Это недалеко отсюда и не займет... Вы сказали «хорошо»?
— Да.
— Без вопросов, уверток и встревоженных
— Но я вовсе не встревожена. И надеюсь, вы сами скажете с кем, когда сочтете нужным.
— Вы несносны!
— Мне это уже говорили.
На машине О'Брайена не было никаких опознавательных знаков, но место парковки — строго под табличкой «Стоянка запрещена» — выдавало официальный статус владельца авто. Когда они выехали на шоссе, лейтенант сказал:
— Я везу вас к сестре Дюбретты. Она хочет поговорить с человеком, который последним видел ее сестру живой.
— Признаться, вы меня удивили. Много всего знаете — а с виду не скажешь.
— Я тут поболтал кое с кем из свидетелей. Обычная практика, миссис Кирби, рутина. — О'Брайен свернул на Пятьдесят четвертую улицу — тотчас раздался визг тормозов и брань водителя машины, с которой он едва не столкнулся. — Не могли бы вы снять шляпу, миссис Кирби? — с трудом сдерживаясь, попросил лейтенант. — Ни черта не вижу справа.
— Простите. — Жаклин потянулась к шляпе.
О'Брайен с тревогой покосился на парочку длинных стальных булавок, которые она из нее извлекла.
— Уберите их подальше, ладно?
Воткнув булавки в шляпу, Жаклин бросила ее на заднее сиденье. О'Брайен инстинктивно пригнулся.
— А вы, часом, не сунули эти смертоносные штучки Дюбретте в трахею?
Жаклин ответила презрительным молчанием.
Улицы кишмя кишели любителями вечерних пробежек и собачниками. Жаклин всегда дивилась, почему жители Нью-Йорка, которые платят за квадратный фут жизненного пространства чуть ли не больше всех в мире, отдают предпочтение крупным породам — ретриверам, доберманам, сенбернарам. Мимо прошла пожилая пара, ведущая на поводке одинаковых ирландских волкодавов; хотя еще вопрос — кто кого вел...
Вскоре О'Брайен остановил машину у многоквартирного дома, возведенного во времена, когда архитекторы могли позволить себе пофантазировать. Кирпичный фасад, башенки и зубчатые стены с бойницами в стиле Тюдоров — настоящие средневековые укрепления. На звонок ответил привратник, который подозрительно вглядывался в полицейского, пока тот не показал удостоверение.
В квартиру Дюбретты их впустила полная седая женщина. Она попыталась улыбнуться, но губы ее дрожали, а глаза были заплаканы.
— Извините, что так поздно, Энни, — сказал О'Брайен.
— Ночь и день для нас на одно лицо, Патрик. Уж вы-то должны знать.
— Как она? — негромко спросил О'Брайен.
Женщина
— Впервые я благодарна господу за то, что она такая, какая есть. К счастью, она не... Тсс.
— Кто это, Энни? — раздался веселый молодой голосок из комнаты в конце коридора. А в следующий миг в дверях возникла хозяйка.
Лицо ее Жаклин видела на фотографии из бумажника Дюбретты, но с трудом узнала — настолько черты женщины заплыли жиром. При росте не больше пяти футов сестра Дюбретты была устрашающе толста. Однако кожа ее была свежей и гладкой, а улыбка, которой она приветствовала их, лучилась радостью.
Нагнувшись, О'Брайен поцеловал ее в щеку.
— Это та дама, о которой я тебе рассказывал. Миссис Кирби, познакомьтесь с Пруденс, сестрой Дюбретты.
— Проходите в гостиную, миссис Кирби. Хотите кофе или еще что-нибудь?
— Нет, спасибо.
Вслед за ней Жаклин прошла в милую, хотя и обшарпанную комнату. Она служила одновременно кабинетом и гостиной — вдоль стен высились Книжные шкафы, и бок о бок стояли два письменных стола.
— Присаживайтесь, пожалуйста, миссис Кирби, — предложила Пруденс.
— Зовите меня Жаклин. Я познакомилась с вашей сестрой всего несколько дней назад, но она вызывала у меня большую симпатию и восхищение. Я очень, очень вам сочувствую.
Пруденс опустилась на софу — свое излюбленное место, судя по продавленным подушкам. Слезы застилали ей глаза.
— Вы пытались помочь ей. Я хотела поблагодарить вас и спросить, она... она...
— Все случилось внезапно, — мягко сказала Жаклин. — Она не почувствовала боли, только... только мимолетное удивление.
— Еще бы не удивиться! — пробормотала Пруденс. — Дюбби не верила, что с ней может что-то случиться. Она ничего не сказала? Я надеялась... может, она спрашивала обо мне.
— Она произнесла какое-то слово — дважды его повторила. Тогда я не поняла, но теперь... Наверное, это было ваше имя — уменьшительное. Пру...
Пруденс кивнула. После намеков, оброненных экономкой, Жаклин ожидала, что сестра Дюбретты не совсем здорова, но, за исключением проблемы веса, у нее вроде бы никаких изъянов — ни умственных, ни физических.
Из груди экономки вырвалось сдавленное рыдание.
— О чем вы плачете, Энни? — спросила Пру.
— Прости, Пру...
— Не представляю, о чем можно плакать! — Голос Пру сорвался на визг. Она заговорила быстро и монотонно, на одном дыхании: — Ко мне пришли мои поклонники, а вы стоите и плачете? Хотите посмотреть, где я работаю, миссис Кирби? Вот мой письменный стол, рядом с Дюбреттиным. Я сейчас как раз тружусь над книгой. Издатель все торопит и торопит меня, хочет выпустить ее к осени. Он возлагает на эту книгу большие надежды. Уже потратил полмиллиона на рекламу.