Наполеон Бонапарт

Тэн Ипполит Адольф

Вот этого-то принципа и недоставало их импровизированному преемнику. На троне, как и в лагере, на посту военачальника, консула или императора он неизменно остается карьеристом и думает только о собственном преуспеянии. Благодаря огромному пробелу в его воспитании, недостатку совести и сердца, он, вместо того чтобы подчинить свою личность государству, подчинил государство своей личности. Взор его не устремляется за пределы своего краткого земного существования к будущему, всей наци, которая переживет его; оттого он и жертвует будущим ради настоящего, и оттого созданное им не может быть долговечным. «После меня хоть потоп»; его мало тревожит, что эти слова уже были произнесены более того, он желает, чтобы каждый произносил их про себя в глубине своего сердца: «Мой брат, — говорил в 1803 году Иосиф ¹), — хочет дать всем настолько почувствовать необходимость своего существования и то великое благодеяние, какое оно оказывает человечеству, чтобы никто не мог без внутренней дрожи и помыслить о том, что будет

без него. Он знает и чувствует, что его владычество держится гораздо больше этим представлением, чем силой или благодарностью. Если бы завтра, или вообще когда-нибудь, можно было сказать: «Вот спокойный, установившийся порядок вещей, вот достойный преемник; Бонапарт может умереть; нечего опасаться волнений и смуты», то мой брат перестал бы чувствовать себя в безопасности. Таково правило его поведения».

Годы идут, а он и не помышляет о том, чтобы поставить Францию в условия, при которых она могла бы существовать и без него. Напротив того, он губит все сколько-нибудь

__________

¹ ) Miot de Melito , II, 48, Е 2.

прочные приобретения самыми несообразными аннексиями, и с первых же шагов становится ясно, что империя кончится вместе с императором. В 1805 году, по поводу того, что 5% бумаги стояли на 80 франках, министр финансов Годен замечает ему, что такую расценку нужно считать справедливой ¹). «Не следует жаловаться, ведь эти бумаги находятся в зависимости от жизни Вашего Величества». — «Что вы хотите сказать?» — «Я хочу сказать, что империя разрастается мало помалу до таких размеров, что управлять ею после вас не будет возможности». — «Если мой преемник будет дурак, тем хуже для него». — «Да, но тем хуже и для Франции».

Два года спустя, Меттерних делает общий вывод, высказывая его в форме следующего политического суждения ²): «Замечательно, что Наполеон, беспрестанно изменяя и нарушая политическое равновесие Европы, не сделал еще ни одного шага, чтобы упрочить положение своих преемников».

В 1809 году тот же дипломат добавляет ³): «Его смерть послужит сигналом для нового и страшного переворота; все эти разрозненные элементы будут стремиться к воссоединению; развенчанные монархи будут вновь призваны своими прежними подданными; а новым государям придется защищать свои новые короны. Настоящая гражданская война разразится на целых пол столетия на всем протяжении континентальной Европы в тот самый день, когда железная рука, державшая бразды правления, обратится в прах».

В 1811 г. никто уже не сомневается в том, что первым и неизбежным следствием исчезновения Наполеона, властелина, в руках которого целиком сосредоточивалась вся сила, будет революция ⁴)».

_________

¹ ) Souvenirs, par Gaudin, duc de Ga"ete (3- е vol. des M'emoires, p. 67).

² ) M. de Metternich. II, 120 (Письмо к Стадиону, 26 июля 1807).

³ ) Там же, II. 294 (Письмо, 11 апреля 1809).

⁴ ) Там же, II, 400. (Письмо, 17 января 1811).— В минуты просветления Наполеон сознает это и сам: сравните Pelet de la Loz`ere, Opinions de Napol'eon au Conseil d'E tat , p. 15: «Все это будет тянуться, пока я жив; мой сын должен будет считать себя счастливым, если ему останется 40,000 франков годового доходам. — (De S'egur, Histoire et M'emoires III, 155): «Сколько раз в то время (1811) он высказывал опасение, что его империя раздавит его наследника!» — «Бедное дитя, — говорил он, глядя на короля Римского, — сколько запутанных дел я тебе оставлю!» — «С самого начала у него бывали минуты, когда он судил о себе беспристрастно и предвидел конечный результат своего появления в истории: «Гуляя по острову Тополей, Первый Консул остановился перед могилой Ж.-Ж. Руссо и

101

Да и во Франции, около этого времени, его собственные слуги начинают уже понимать, что империя его не только пожизненна

и прекратится с его смертью, более того, что она эфемерна и продлится даже меньше, чем его жизнь: потому что он постоянно надстраивает свое здание, и чем оно выше возносится, тем более теряет в своей прочности и устойчивости. «Император помешался, — говорит Декрэ Мармону, — окончательно помешался; из-за него мы все полетим кувырком, все, сколько нас есть, все это кончится ужаснейшей катастрофой ¹) ». Действительно, он и силой и обманом толкает Францию в пропасть, зная прекрасно, что он ее обманывает, все более злоупотребляя ее доверием по мере того, как его воля и его ошибки из года в год создают все большее разногласие между его личными интересами, как он их сам понимает, и интересами общественными.

При заключении Люневильского мира и перед нарушением Амьенскаго это разногласие уже дает себя чувствовать ²). В Пресбурге оно обнаруживается яснее, и становится уже вполне очевидным при заключении Тильзитскаго мира. Оно резко определяется после изгнания испанских Бурбонов и переходить в чудовищную и скандальную историю в 1812 г., в момент войны с Россией. Эту войну Наполеон и сам признает противоречащей интересам Франции ³) и все-таки затевает ее. Впоследствии, на острове св. Елены, на словах он как будто чувствует себя глубоко растроганным, при мысли об этом милом французском народе, который он так любил ⁴)». На деле же он любит его, как всадник своего коня. Если он холит его и украшает, если он выезжает его, ласкает и

__________

сказал: «Для спокойствия Франции было бы лучше, если бы этот человек никогда не существовал. — Почему же, гражданин-консул? — Потому что это он подготовил революцию. — Мне казалось, что вам-то уж нечего жаловаться на революцию. — Подождите, будущее покажет, не лучше ли было бы для всеобщего мира, если бы ни Руссо, ни я никогда не существовали». — И он мечтательно продолжал свою прогулку». — Stanislas Girardin, Journal et M'emoires, III, Visite du Premier Consul `a d'Ermenonville.

¹ ) Marmont, M'emoires, III, 337. (По возвращении после Ваграма).

² ) О зачатках этого разлада, см. Armand Lef`evre, Histoire des Cabinets de Г Europe, 4 vol.

³ ) Correspondance de Napol'eon I-er ( Письмо королю Вюртембергскому, 2 апреля 1811).

⁴ ) Завещание 25 апреля 1821 г. «Я хотел бы, чтобы прах мой покоился на берегах Сены, среди французского народа, который я так любил».

102

поощряет, то только для своей собственной выгоды, чтобы пользоваться им, как полезным животным, до его полного изнеможения и истощения, чтобы заставить его нестись через рытвины и овраги, через препятствия и преграды, все более непреодолимые. Вперед! Еще один овраг! Еще один барьер! После препятствия, которое казалось последним, вырастают все новые, и бедная лошадь остается во всяком случае навсегда тем, чем она и была: я хочу сказать, животным, предназначенным для езды, и животным уже надорванным. Действительно, попробуйте предположить, вместо того страшного бедствия, каким оказался поход в Росою, блестящий успех, победу под Смоленском, подобную Фридландской, мир в Москве, заключенный на еще более выгодных условиях, чем в Тильзите, покорность царя, — и проследите, каковы могли бы быть последствия. Весьма возможно, что царь был бы убит или свергнут с престола, началось бы такое же патриотическое движение, как в Испании; две беспрерывных войны на двух крайних точках Европы против религиозного фанатизма, более непримиримого, чем всякая материальная заинтересованность, и против разбросанного варварства, более непобедимого, чем объединенная цивилизация. В лучшем случае, возникновение общеевропейской монархии с постоянными подкопами глухой вражды и сопротивлении со стороны той же Европы; внешнее господство Франции, силой водворенное на порабощенном континенте ¹), французские уполномоченные и коменданты в Петербурга и Риге, как и в Данциге, Гамбурге, Амстердаме, Лиссабоне, Барселоне и Триесте; все взрослые работоспособные французы разбросаны по всему миру, от Кадикса до Москвы, чтобы поддерживать победу и руководить ее результатами; все здоровое подрастающее поколение призывается ежегодно к рекрутской повинности, а те, кому удалось избежать призыва, опять-таки привлекаются к его отбытию уже особыми указами ²); все мужское население занято насильственным