Напролом
Шрифт:
Бобби поверил — или, по крайней мере, сделал вид, что поверил, — что обмен мыслями между нами с Холли не повторится, но нам с нею стоило переглянуться, как мы сразу поняли, что это не так. Если мы захотим, так сказать, настроиться друг на друга, старая привычка вернется.
Весь вечер мы старались не возвращаться к главной теме: кто и зачем это сделал, и в конце концов устало легли спать, так и не найдя толкового ответа. Я снова лег спать одетым, на случай, если появится Грейвс. Впрочем, я был уверен, что даже если он и хотел вернуться, то уже передумал.
Звон колокольчика разбудил меня в половине четвертого ночи, и не успел он перестать звонить, как я уже натянул ботинки, выскочил из дома и побежал по дорожке, следуя плану, который мы с Бобби разработали накануне вечером.
Я выбежал в ворота — они были открыты, — и в самом деле, на придорожном лугу, где время от времени останавливался цыганский табор, стоял грузовик. На этот раз это была обычная машина с прицепом на двух лошадей. Пандус прицепа был опущен, но лошадей там пока не было.
Я подбежал прямо к кабине и рывком распахнул дверцу водителя, собираясь застать его врасплох, но внутри никого не было. И ключи торчали в зажигании — просто невероятно!
Я поднял пандус и запер двери прицепа, потом сел в машину, завел мотор и отогнал ее на пару сотен ярдов, на боковую улицу. Свернул туда, проехал немного, остановил машину, оставил ключи в зажигании, как было, и бегом побежал обратно к Бобби.
Сцена почти полностью повторяла позавчерашнюю. По крайней мере, во дворе точно так же горели огни и слышались крик и ругань. Бобби и Джермин Грейвс стояли у пустого денника, к которому была подведена сигнализация, и, похоже, готовы были наброситься друг на друга с кулаками. Неподалеку с несчастным видом переминался с ноги на ногу паренек лет шестнадцати, державший в руке большую сумку.
— Верните мне мое имущество! — орал Грейвс. — Это воровство!
— Это не воровство, — сказал я прямо ему в ухо. — Воровством называется преднамеренное бессрочное отчуждение собственности.
— Чего?! — Он развернулся и уставился на меня. — Опять ты!
— Если уж говорить о законности, — продолжал я, — закон дает право кредитору удерживать собственность должника, пока долг не будет оплачен.
— Я вас разорю! — мстительно выпалил он. — Обоих разорю!
— Мистер Грейвс, — сказал я, — будьте благоразумны! Вы не правы.
— Да срать я хотел!.. Я не позволю, чтобы какой-то презренный жокеишка и разорившийся тренеришка одержали надо мной верх! Поняли?
— Дядя… — нервно начал топтавшийся рядом мальчик.
— Заткнись ты! — оборвал его Грейвс. Парень выронил сумку и бросился поднимать ее.
— Поезжайте, мистер Грейвс, — сказал я. — Успокойтесь. Подумайте хорошенько. А когда ваш чек будет оплачен, приезжайте и заберите лошадей, и дело с концом.
— Не допущу!..
— Ну, дело ваше, — сказал я, пожав плечами. Мы с Бобби наблюдали, как Грейвс мучительно ищет способ выпутаться из этой истории, не теряя лица.
Но вряд ли это было возможно. Он бросил нам еще несколько громогласных угроз, потом раздраженно сказал своему племяннику: «Пошли, чего встал!»,
— Что ты сделали с его фургоном? — спросил Бобби.
— Там была машина с прицепом, и ключи в зажигании. Я отогнал ее за угол. Интересно, найдут или нет?
— Вряд ли стоило возиться, — сказал Бобби. — Грейвс с самого начала сунулся в денник с сигнализацией.
Мы боялись, что он сперва полезет в другой денник, обнаружит, что он пуст, подумает, что перепутал, и уведет одну из лошадей, стоящих в соседних денниках. Мы боялись, что он явится с большой шайкой. Как оказалось, опасения наши были напрасны. Но все равно, лишняя предосторожность никогда не помешает.
Мы заперли пустой денник. Бобби споткнулся обо что-то, валяющееся на земле. Он наклонился, поднял и показал мне толстый кусок войлока с пришитыми «липучками». «Глушитель» для копыт. Наверняка выпал из сумки.
— Резиновыми башмаками он не запасся, — мрачно заметил Бобби. — Решил обойтись самодельными.
Он выключил свет во дворе, и мы некоторое время стояли у двери кухни и ждали. Мы решили, что в ночной тишине шум мотора будет слышен издалека. Но вместо этого мы вскоре услышали во дворе нерешительные шаги. Бобби снова включил свет. Посреди двора, жмурясь, стоял тот самый мальчишка, очень смущенный.
— Кто-то украл дядину машину, — объяснил он.
— Как тебя зовут?
— Джаспер.
— Грейвс?
Он кивнул и сглотнул.
— Дядя хочет, чтобы я позвонил в полицию и вызвал такси.
— На твоем месте, — сказал я, — я бы вышел из ворот, повернул налево, прошел вдоль улицы, свернул в первый переулок налево, и там будет телефон-автомат.
— О-о, — сказал мальчишка. — Ладно…
Он посмотрел на нас почти умоляюще.
— Дядя говорил, это все равно как игра… — сказал он. — А вышло вон как…
Мы не спешили его утешать. Через некоторое время он повернулся и побрел обратно. Его шаги постепенно затихали в отдалении.
— Ну и что теперь? — спросил Бобби. — Наверно, теперь стоит привязать колокольчик так, чтобы сигнализация срабатывала, если кто-то подойдет к воротам.
— Да, я тоже так думаю. А утром первым делом отсоединю его.
Мы принялись натягивать начерненную углем веревку через дорожку на уровне колена, когда услышали, как вдалеке завелась машина Грейвса.
— Нашел! — сказал Бобби и улыбнулся. — Кстати, телефона-автомата в том переулке нет. Ты в курсе?
Мы закончили устанавливать свою примитивную сигнализацию и, зевая, вернулись в дом, чтобы поспать еще пару часов. Когда я лег в постель, подумал, что вот так и начинается семейная вражда, которая потом тянется веками, как между Аллардеками и Филдингами, а на уровне наций может обернуться политическими и религиозными преследованиями, и постепенно превращается в привычку, предрассудок, разрушительную ненависть, вошедшую в привычку. «Что ж, — насмешливо подумал я, — начнем с себя. Надо заставить свое подсознание полюбить Аллардеков. Ведь теперь моя сестра — одна из них, помоги ей бог».