Нарциссы для Анны
Шрифт:
— Тебе плохо? — участливо спросил он.
— Нет, ничего.
Мать протянула руку, чтобы погладить его по лицу, но сил не хватило, и рука ее упала, как плеть.
— Может, нужно посоветоваться?.. — Он не договорил «с врачом», потому что это значило бы, что болезнь серьезная и нужны траты, превышающие их возможности.
— Только этого нам не хватало, — испуганно ответила Эльвира, которая сразу поняла, что он имел в виду. — Завтра мне будет лучше.
С некоторых пор мать была не такой, как раньше. Уже несколько
— Завтра мне полегчает, — повторила она, чтобы утешить сына. — Подожди, сейчас вернется Джузеппина и приготовит ужин. А я сегодня вечером есть не хочу.
— Я сам могу приготовить, — предложил он.
Взгляд матери стал строгим.
— Это женское дело, — возразила она, — а мужчина должен заниматься мужскими делами. Твой отец был так силен, что разбивал кирпичи кулаками. Если бы эта проклятая болезнь не унесла его… — Она провела рукой по глазам, чтобы вытереть слезы.
— Что случилось, мама? — спросил Чезаре.
— Я тебе сказала, что я устала.
— Дело не только в усталости, — продолжал выспрашивать он. — Ты плохо себя чувствуешь? Тебя кто-то обидел?
— От тебя не скроешь, — покачала она головой. — Ты чертовски проницательный.
— Так что же случилось, мама?
— Сегодня я отнесла все выстиранное белье синьоре Мартинелли. — Она говорила медленно, голос ее словно бы шел издалека. — Знаешь жену золотых дел мастера из Карробио? Вот она самая. В такую ясную погоду, с таким солнцем, как сегодня, я успела и выстирать, и высушить все. Она должна была заплатить мне за стирку за месяц. Вместо этого она нашла целую кучу недостатков и с руганью вернула назад все белье. Ничего мне не заплатила, и к тому же я должна теперь все перестирывать заново.
— Нет, не нужно, мама. — Чезаре погладил ее по лбу и ободряюще улыбнулся ей. Если бы он дал сейчас выход той ярости, что кипела у него внутри, он бы только ухудшил дело. Он хорошо знал синьору Мартинелли, эту подлую задаваку, которая получала садистское удовольствие, унижая беззащитных людей.
— Как же не нужно? — испуганно спросила Эльвира.
— Я достану деньги. Мы с Риччо беремся за работу, которая освободит тебя от этой каторги. — С этого момента у него появилось оправдание, и он был готов на все.
— Ты у меня молодец, — прошептала мать. — Ты будешь таким же хорошим работником, как отец.
Чезаре улыбнулся, но ничего не сказал. Она слишком устала, подавлена всем происшедшим и, наверное, очень больна. Он не стал возражать. Он, конечно, будет хорошим работником, но построит свою жизнь не так, как отец.
14
Когда в пять утра Чезаре встал, чтобы идти в прачечную, постель матери была пуста и аккуратно прибрана. Парень мысленно истолковал это как добрый
Шагая, как всегда, вместе с Риччо в сторону Крешензаго, он не заговаривал о его вчерашнем предложении, и друг тоже помалкивал, не сомневаясь, что когда Чезаре решит, то сам ему скажет.
На работе вдова вела себя так, словно между нею и Чезаре ничего не произошло, и парень принял это как должное. Он и сам вел себя по-мужски: ничто в его лице или в поведении не выдавало его — внешне он был точно таким же, как и всегда.
На закате, когда он сложил последнее белье и присоединился к Риччо на пороге прачечной, вдова уже зажгла свет в окнах своего домика, но в этот вечер Чезаре ее не видел, поскольку была очередь старшей работницы вручить хозяйке ключи.
Не успел он ступить на порог, вернувшись с работы домой, как Аугусто, ожидавший его на улице, бросился навстречу.
— Маме плохо! — запыхавшись, крикнул он.
— Что с ней? — встревоженно спросил Чезаре. Все его сомнения и страхи, отступившие было утром, в то же мгновение нахлынули вновь.
— Мама в больнице. И Джузеппина там с ней, — выпалил мальчик с детской прямотой.
— Как в больнице? — удивленно спросил Чезаре.
— В больнице, — растерянно повторил ребенок, разводя руками.
— А младшие?
— Они дома. Едят. Потом я уложу их спать.
Соседка, работавшая с Эльвирой в прачечной, подошла к ним, держа в руках объемистый сверток.
— Ваша мать заболела, — сказала она Чезаре. — У нее был жар, она бредила, порывалась идти куда-то… Позвать бы доктора, но если нет вот этого, — она выразительно потерла большой и указательный палец, — ты знаешь, об этом нечего и говорить. Тогда Тонино пошел к Порта Венеция и вызвал «скорую помощь».
— Они пришли с носилками сюда? — спросил Чезаре. На местном наречии этих санитаров называли «галопини», они толкали перед собой носилки на железных колесах, покрытых резиной. Это была «скорая помощь» для бедняков, и он уже сталкивался с ней не раз. Грустное это было зрелище — видеть больных, доставляемых в больницу, словно какой-то груз на тачке. Нищенское покрывало, под которым лежал больной, нередко выбивалось из-под него, и края ткани развевались на ветру, подобно белым флагам над головой побежденного.
— Нет, это произошло в прачечной, — ответила женщина.
— А как это случилось?
— Она потеряла сознание. Потом пришла в себя, но нам, женщинам, показалось, что надо отправить ее в Ка Гранда.
Так называли в Милане знаменитую больницу для бедных, в которой те, кто не мог позволить себе вызвать врача, могли получить хоть какую-то помощь. Там все же спали на чистых простынях, ели три раза в день и находились в согласии с Богом, поскольку молились там часто.