Наречённая. Книга 1

Богатова Властелина

— Ну? Я не слышу. Скажи — хорошо Маар.

Проклятый ублюдок убийца, вымесок! Перед глазами плясали багряные пятна. Я сжала зубы мой мир сузился до одной пульсирующий боли в кисти рук, едва взвыв от продирающей до костей боли, когда неестественно вывернулся следующий сустав. Страх и боль поглотили меня с головой, Маар схватил другую фалангу.

— Говори, асс'aру, ты же не хочешь остаться без пальцев? — он надавил, и я, давясь слезами проглатывая их всхлипнула.

— Хор-рошо, Маар.

— Не слышу.

— Хорошо Маар!

Страж склонился надо мной низко утопив меня в бездне черноты своих сумрачных стылых глаз.

— Запомни это acc'apy, не нужно меня злить, если ты и дальше будешь выплескивать свой яд и не подчиняться мне я найду способы заставить тебя поступать иначе.

На меня нахлынуло дикое, не умещающее во мне отчаяние, я не в

силах была справиться с ней, я могла сейчас согласиться на все, все что угодно. Все, что он скажет я сделаю.

Он вновь схватил мою запястье, а я взвилась.

— Не надо прошу! Пожалуйста, не надо! Я буду есть, Маар. Прошу!

Страж дернул пальцы и отпустил, а я прижала руку к груди поглаживая как ребенка, унимая ломящую мышцы и кости боль. Страж поднялся, вынудив меня быстро очнуться и схватить ломоть мяса, впиться зубами в белую мякоть. Я не чувствовала вкус, не чувствовала ничего, едва пережевывая снедь проглатывала и снова вгрызалась в кусок. Маар молча наблюдал за мной. Я не смотрела на него, я боялась, проклятое тело предало меня. Мои руки тряслись, сердце лихорадочно колотилось. Я могла все перенести, кроме такой острой боли, кажется у меня была истерика в первые в жизни не могла контролировать свои эмоции. Я жевала, вновь вонзала зубы в мякоть, рвала и проглатывал вместе со слезами механически, делал то как он говорит.

— Достаточно, — жестко перехватил мою руку, а я вздрогнула вся сжимаясь, в ожидании в очередной порции наказания, выронив остатки еды, — хватит на сегодня, — сказал Страж уже спокойнее.

Я не смотрела на исгара, да и не разглядела бы ничего — муть перед глазами, горячие ручейки текли по щекам.

— Все тише, Истана, тише, — прозвучал его голос проникая о самую глубину моей безысходности, толкаясь о дно моего отчаяния сотрясая все внутри, казалось еще скажет слово, и я сорвусь в бездну и уже не вернусь. Рывок и я прижала к широкой груди ван Ремарта.

— Прости, прости… Ты вынуждаешь меня так поступать с тобой Истана. Ты такая глупая, невыносимая.

Я замерла в изумление что холодом окатило плечи. Что он такое говорит?! Просит прощение, но зачем? Чтобы вновь наказать меня?! Мне остро хотелось его оттолкнуть, мне были омерзительны и в то же время так необходимы его прикосновения, тело продолжало предавать меня — оно требовало утешение и заботы, а он сейчас гладит, успокаивает — исгар знает, что делает, знает на что давить. У лютого Маар не может быть жалости ни к кому, это все ложь. Ненавижу, как же его ненавижу! Не верю! Но уже поздно — его признание своей вины ударили по самому уязвимому, вышвырнули из колеи. Хотелось выть от разрывающих меня на части противоречивых чувств. Его горячая ладонь огладила мне скулу, он зарылся носом в мои волосы, мягко коснулся сухими губами шеи. Только спустя миг я осознала, что полностью в его объятиях и он, покачивает меня на руках как маленькую девочку. Я сжала кулаки, напрягаясь — чувствительность к левой кисти вернулась, но ощущение дискомфорта осталось, отчетливо запомнив, то что произошло. Я попыталась отстраниться от его распаленной жаром груди.

— Нет, — стиснул сильнее.

Я замерла, осталось только сносить его стальные тиски. Это не нормально, это все уже слишком!

— Маар! — раздался зычный голос Шеда за пологом.

Я вздрогнула, а Страж только плотнее прижал меня к себе сотрясаясь от раздражения.

— Мениэр!

Ван Ремарт все же высвободил меня, заправляя за мое ухо влажную прядь, мазнув по скуле краями губ стравляя легкий след влаги. Он поднялся, а я обессиленно повалилась на ковер успев выставить руки чтобы не упасть совсем. По полу колыхнулся сквозняк, тронув языки пламени.

Я не помнила сколько вот так сидела. На виски давило, стучала боль где-то в затылке, от съеденного меня подташнивало. Осторожно пошевелила поврежденными пальцами.

3_1 Maap

Маара трясло. Эта лживая дрянь свела его с ума. Он лишился рассудка окончательно. Асс'aру толкнула его к краю, где он едва не сорвался в собственное безумие. Маар выйдя в другую часть шатра, оставив Истану одну, едва сумев оторвать ее от себя, дышал рвано и глубоко. Оголенные нервы вместе с жилами казалось вот-вот лопнут от дикого напряжения. Она ведьма, проклятая асс'aру завладела им, она получила свое, он не контролирует себя — уже нет, его хладнокровность раскололась в дребезги, как глыба льда, когда она закусывала губы и терпела боль в этот миг он одурел.

Когда Маар увидел, что Истана не притронулась

к пище, он вскипел. Желание придушить ее всколыхнулись в нем ядом, вместе с вожделением, которое становилось с каждым мгновение перебивания рядом с ней все оглушительней, исступленно, до того болезненно-остро, что его яйца сжимались в узел, а член наливался кровью доводя Маара до помешательства и оглушительного звона в ушах. В тот миг, когда он нашел Истану лежащей на постели, уже не спящей, но не желающей даже повернуться к нему, когда он появился, показывая свое пренебрежение, Маар решил сначала затрахать ее до полусмерти, а потом задушит за то, что она не слушает его, не исполняет то что он требует от нее, во благо же ей самой. Упрямая, свободолюбивая, гордая асс'aру осмелилась идти против его воли. Но когда ее ненависть полилась из красивых губ, ударяя по нему как комья грязи — он озверел. Он вошел во всепоглощающую ярость, жаждал вывихнуть пальцы один за другим, мучительно медленно. Этот безобидный трюк он применял частенько и он, всегда срабатывал, в нем нет ничего вредного — умелое движение и жертва готова сдаться с потрохами. Маар делал с умением палача. Истана сломалась. Холодная, неприступная асс'aру покорилась. Она бросилась к еде, со страхом и отчаянием, одичало вгрызалась в мясо. Маар видел, как тряслись ее тонкие пальцы, как дрожали губы и брови хмурились от обиды и боли, вздулись тонкие нити вен, по щекам текли блестящие слезы, ее всю колотило, вся ее надменность рухнула, открывая ему ее другую Истану, такую беспомощную, уязвимую, трепетную, что внутри Стража дрогнуло что-то. С дикой силой разорвалась внутри боль, едва не проламывая ребра мужчины. Маар просил прощение, утешал лишь бы ее боль внутри него стихла, лишь бы хоть как-то заглушить ее надрывное немое рыдание. Он схватил девушку и прижал к себе, стиснув в объятиях успокаивая и утешая. С ним никогда такого не случалось. Никогда. Внутри растекался адский пожар и горло перетягивала веревкой жгучая вина что он причинил ей такую боль, как оказалось для нее почти невыносимую — Маар не ожидал. Он, причинил вред Истане, такой маленькой, хрупкой, ранимой. Он своей грубой силой искалечил ее, раздавил и заставил страдать и корчиться от боли. Он ничтожество, он выродок. Истана права, в нем нет ничего хорошего, нет ничего человечного, его руки по локоть в крови, а душа давно утопло в черной смоле ненависти и возмездия. Он жаждал чтобы страдали все, как и он когда-то, так же безнадежно и отчаянно до остановки сердца, он жаждал чтобы и она страдала так же как он, в тот миг, когда она обрушивала на него свою ненависть, чтобы на долю испытала ту муку и глубину мрака что и он. Она его страшно гневила, до испепеляющей одури, до бешенства и кровавых пятен перед глазами, он готов был в любой миг убить ее и одновременно прижать к груди целовать пальцы рук и ног, бесконечно дарить нежность и ласку. Ни одна женщина не вызывала в нем такое бешеное противоречие. Но Маар понимал и другое — чем больше и ярче он испытывал их, тем сильнее ожесточался в нем исгар. Тхара права — ему лучше ее убить. Но уже слишком поздно. Маар это понял, когда только что держал Истану в своих руках, ощущая биение ее сердце кожей, а его собственное трепыхалось в конвульсиях. Он не сможет. Уже нет. Он боится ее потерять — старуха видела его насквозь, когда говорила это. Асс'aру Истана — это его яд и если он не найдет противоядие, то в этой борьбе он погибнет рано или поздно…

Плевать.

Маар больше не медля, схватив плащ с сундука. Накинув меха на плечи, вышел из шатра. Порыв ветра ударил в грудь обдав снежной волной из ледяной крупы. Он немного отрезвил, остужая в нем кипящий магмой пыл. Шед закутанный в одежде — только одни глаза виднелись из-под капюшона — указал в сторону стойбища коней.

— Волки разодрали двух лошадей.

Маар, скользнул взглядом по лагерю оглядывая островерхие шатры, занесенные сугробами, средь которых с факелами в руках сновали его воины. Как бы не мела пурга, так что невозможно отличить небо от земли, а только-только креп рассвет окрашивая все вкруг бедным золотом.

— Этой напасти стоило ожидать, нужно было заранее о том подумать.

Голодные звери, теперь испробовав легко добытого горячего мяса и крови, теперь повадятся нападать и нужно было что-то решать, иначе они к окончанию ненастья лишаться всех лошадей — самое ценное что есть у путников. Без лошадей застрянут неизвестно на сколько дней, недель или даже месяцев. Остался последний длинный переход, а там доберутся до земель Энрейда, что едва не граничит с долиной смерти, где и начинается Излом, где ждет новое пристанище Маара — крепость Отрмор.