Нарисованная смерть (Глаза не лгут никогда)
Шрифт:
Гарри приосанился и чуть отклонился в сторону, чтобы похвастать ее улыбкой перед друзьями. От Лизы не укрылся торжествующий взгляд, который он метнул к их столику.
– Ты даже не представляешь, какой энергичный.
– Я это уже поняла. Так вот, имей в виду: я тоже энергичная особа. Погляди на мою руку.
Лиза медленно вытянула левую руку на столе. Гарри впился взглядом в тонкие пальцы с длинными ногтями на фоне красно-белых клеточек скатерти. Она еле заметно шевельнула кистью и вложила в этот жест столько чувственности, что у мужчины невольно
– А теперь представь, что это не скатерть, а твоя спина, твои волосы, твоя грудь и прочее.
Слово «прочее» обожгло его лицо горячим дыханием, и перед ним разверзлась бездна радужных перспектив. Лиза же, прикрыв глаза, продолжила свой многообещающий монолог:
– Представил?
По невыразительному лицу Гарри было видно, что он представил в полной мере. И тут сидящая против него женщина резко сменила тон. Она уже не смотрела на него, а ее голос вмиг утратил чувственную хрипотцу.
– А теперь представь, что я могу сделать другой рукой.
Взглядом она указала на конкретную точку под столешницей. Гарри опустил глаза вниз, и краска сошла с его лица. В правой руке женщина сжимала пружинный нож.
Острие ножа было нацелено ему прямо в гениталии.
– Так что выбирай, Гарри. Или с яйцами вернешься к друзьям, или без них.
Гарри попытался изобразить на лице ухмылку, но это у него не слишком хорошо получилось.
– Ты не посмеешь.
– Думаешь, не посмею?
Последовала пауза. Казалось, единственным движением в мире на несколько секунд стала капля пота, катившаяся по лбу Гарри. Затем Лиза вновь запустила мир.
– Могу тебе дать шанс.
– Какой?
– Парень ты, в общем, не злой, просто придурок, поэтому я решила тебя пощадить. Сейчас ты сунешь руку в карман и дашь мне свою визитку. Я возьму ее и улыбнусь тебе. Твои друзья это увидят, а ты уж им рассказывай что хочешь. К примеру, сегодня вечером сходишь в кино на последний сеанс, а завтра поведаешь дружкам, какой классный перепихон был у нас с тобой. Меня это не колышет. Мне от тебя нужно одно: чтоб ты убрался отсюда и дал мне поесть спокойно.
Гарри медленно и осторожно – не наткнуться бы на сталактит, нависший над его мужской гордостью, – поднялся на ноги.
А Лиза выпростала из-под стола пустую руку. Точно рассчитанным и многозначительным жестом взяла с блюда самую большую устрицу и с еле слышным шумом высосала ее.
Гарри попытался сохранить хотя бы остатки достоинства. Но сделал это, стоя спиной к столику приятелей.
– Шлюха ты, и больше никто.
Обращенная к нему ангельская улыбка совсем не вязалась с обликом прекрасной женщины, которая еще минуту назад готова была с невозмутимым видом вонзить нож в его мужское хозяйство. Рука ее вновь скользнула под столешницу.
– Коли так, чего же ты встал, садись.
Гарри круто повернулся и пошел в противоположный конец зала. Она проводила его улыбкой. Когда он уселся за свой столик, она подняла бокал с шампанским и приветственно кивнула ему. Никто из приятелей не придал значения
А Лиза спокойно переключила внимание на устрицу, возвышавшуюся в центре металлического подноса.
Сорок пять минут спустя такси доставило ее по указанному адресу: дом 54 на Шестнадцатой улице, между Пятой и Шестой авеню, в районе Челси.
Она вышла из машины и, пока шофер выгружал ее чемодан из багажника, подняла глаза сначала к самой крыше дома, затем, чуть опустив, попыталась отыскать окна угловой квартиры на третьем этаже. Порывшись в сумке, она извлекла связку ключей, подхватила чемодан и направилась к стеклянным дверям подъезда.
Она не знала, надолго ли, но пока это место следовало именовать домом.
7
Джордан въехал на мотоцикле в парк Карла Шурца и сразу свернул на аллейку, ведущую к Грейси-Мэншн, официальной резиденции мэра Нью-Йорка. Брат обосновался там после избрания, хотя имел роскошный аттик на Семьдесят четвертой. Джордан прекрасно помнил тронную речь брата, когда тот своим самым завлекательным голосом объявил, что «мэр Нью-Йорка должен жить там, где его поместили граждане, ведь именно туда они придут, когда он будет им нужен».
Он остановился перед воротами, снял шлем. Охранник с юношески прыщавым лицом подошел спросить документы.
– Я Джордан Марсалис. Мэр меня ждет.
– Документы, пожалуйста.
Не говоря ни слова, Джордан вытащил права из кармана куртки. Ожидая исхода проверки, Джордан глядел сквозь решетку на припаркованные служебные машины и на полицейское оцепление возле дома. Ясное дело: сын первого гражданина убит, не исключено, что убийца метит в отца.
Полицейский вернул ему документ.
– Благодарю вас. Сейчас открою.
– Спасибо, сержант.
Если сержанту и была известна его история, то он не подал вида. Он вернулся в будку, и вскоре ворота автоматически раздвинулись.
Джордан поставил мотоцикл на небольшой площадке перед главным входом в Грейси-Мэншн. Не успел он подойти к дверям, как они распахнулись, и на пороге вырос лощеный дворецкий, формой и физиономией удивительно напоминавший Джона Гилгуда в лучшие времена.
– Добрый день, мистер Марсалис. Пожалуйте за мной. Мэр ждет вас в маленьком кабинете.
– Не провожайте меня, я знаю дорогу. Спасибо.
– Хорошо, сэр.
Дворецкий с поклоном отошел в сторону. А Джордан двинулся по длинному коридору в противоположное крыло здания, выходящее окнами на Ист-Ривер.
Когда они вышли из дома Джеральда, Кристофер попросил брата приехать к нему в Грейси-Мэншн. На улице Джордан опять избежал натиска журналистов, укрывшись за спасительной преградой шлема. Впрочем, на сей раз в защите не было такой уж необходимости, поскольку следом вышел Кристофер. Журналисты буквально взорвались от возбуждения и накинулись на него, как полчище разъяренных муравьев на того, кто растревожил их муравейник.