Нарисуй меня хорошим
Шрифт:
Мои зубы скрипят, когда я представляю, чтобы сделал, оказавшись сейчас на воле. Этот дикий монстр внутри меня жаждет мести. Эх, непокорный зверёк, все никак не угомониться. А я, не в силах его обуздать. В одном наше мнение сходиться: то радужное будущее, которое прогнозирует фраза на календаре за прошлый год, нам в помине не светит. Я упустил эту возможность, когда захотел жить прошлым. Впрочем, сейчас мне только это и остаётся.
И вот опять. Звук падающих капель из ржавого крана — единственное, что я улавливаю, помимо разговоров сокамерников. Кап. Кап. Кап. История одного предательства.
Мне часто сниться один сон.
Я вижу, как оскалившийся волк забил в угол маленькую девочку. Запуганный до смерти ребёнок, машет крохотными ручками, но лишь провоцирует зверя. Холка волка становиться дыбом и он готовиться напасть. Я смотрю на это. Я могу помочь, но ничего не делаю. Мои глаза не закрываются даже в тот момент, когда детский крик становиться до боли пронзительным и морда зверя становиться бордовой от рек крови. Во сне, я равнодушен как камень. Только проснувшись, я жалею, что ничего не сделал.
Проходит день. Два. Неделя. Месяц. Но все один только сон, посыл которого я не могу понять. Лёжа на шконке и изучая темный потолок, я ищу смысл. Смысл, из-за которого, мне не стоит перерезать всех окружающих меня, а потом, не покончить с этой скверной жизнью, вскрыв себе вены. Смысл, ради которого ещё стоит побороться. Забавно, но того человека, который мог бы мне его подарить, я решил раздавить, уничтожить.
Кап. Кап. Падали тогда её слезки на холодную землю. До сих пор помню, как тряслись хрупкие коленки и бегали испуганные глазки. От этих воспоминаний, на лицо ползет улыбка. Мне нравиться помнить её такой — беззащитной и ничтожной. Сразу хочется прижать и защитить девочку. Парадокс. Но, это моя хищная сущность, которая душит лишь тех, кто ей действительно дорог. Я — ненормальный. Я в курсе.
Чего я хотел от неё? Покаяния, черт побери! Искреннего раскаяния, которое убедило меня, что она жалеет. Что готова отгрызть себе руки, лишь бы повернуть время вспять. Убеди она меня, и мы смогли быть счастливыми. Но она сделала иначе. Да, Артемова, я не поверил тебе ни на секунду. Ты — трусливый мышонок, который сбежал, когда запахло жаренным, и вернулся только тогда, когда не было другого выбора. Ты признала свою вину, лишь потому, что испугалась возмездия. В итоге, ты все равно получила своё наказание. А я своё. Теперь, мы квиты.
— Кто это, Белый? — спрашивает беззубый кольщик, набивая мне под сердцем не сложное имя. — Брат?
— Это девчачье имя, — фыркаю я. — Вася — это Василиса.
Чувствую, как иголка проходит сквозь кожу и молюсь в душе, чтобы она зацепила сердце. Кровь смешалась с синими чернилами. И, кажется, будто это моя кровь. Черная, как у дьявола.
— Твоя девчонка? — чрезмерная любознательность кольщика, объяснила мне, отсутствие его зубов. Я хочу ему вмазать. — Любимая?
Я молчу. Сжимаю кулаки так, что немеют пальцы. Если я начну рассказывать, вопросов полетит слишком много. Что в тот, что в это раз, её имя не прозвучит в этих стенах. По-крайней мере, из чужих уст. Это моя Вася, и
В голову настойчиво лезут мысли: как она там? Но я их не впускаю. Когда я падал в эту яму, то схватил ее за пятку и потащил за собой. Я знаю, ей не сладко. Иногда мне даже кажется, что я слышу ее голос. Она зовет меня, так робко и тихо. Так, как получалось только у нее. Просыпаюсь, но никого нет рядом. Только холодные стены и вода… Кап. Кап.
Проходит месяц. Два.
Я постоянно думаю о ней. Мне даже стало смешно, когда мои глаза начало резать. Никогда не видел, чтобы бесчувственное животное плакало. Все дело в хлорке. У меня на нее аллергия. Да, именно так. Зверь еще живет во мне. Я зову его Василиса. В честь создателя. Она возродила во мне это детище, но не укротила.
Начинаю привыкать к еде, от которой уже успел отвыкнуть. Я как пустой целлофановый мешок, стараюсь хоть чем-то себя набить, но не выходит. Каждый прием пищи похож на сеанс экзорцизма. Меня тошнит. И, кажется, что выходит вся грязь.
Где же этот смысл? Где же он? Боюсь, что в этом жутком Аду я не найду ту соломинку, которая сможет меня спасти.
Одна за другой тлеет сигарета в руках. Убирая ладонь от щеки, царапаюсь об жесткую щетину. Я жалок.
Всего три месяца за спиной, а я уже начинаю свыкаться. Я привыкаю к тому, что гнию изнутри. Так даже легче, потому что понимаешь, что скоро всему придет конец.
«Ну вот и все. Все кончилось, Василиса. Ни черта хорошего, ты от меня так и не дождалась».
Я так думал, пока не получил поражающий в голову.
Письмо. Его принес мне Шмыга, когда я спал и аккуратно положил у изголовья кровати. Взяв в руки маленькую весточку, мне впервые стало страшно. На лбу выступили капли пота, руки затрясло от дрожи, а сердце было готово разорваться на клочки. Мне было страшно открывать его. Да уж, Артемова, никогда бы не подумал, что у тебя получиться, так сильно напугать меня.
Бережно вскрываю конверт. Глаза пробегаются по первым строчкам, а потом накрываются мутной пеленой. Васька, неужели ты решила поругать меня? Указать на то, кем я являюсь? Все это, уже бесполезно.
Подношу лист к лицу и вдыхаю аромат. Пахнет домом. Чем-то родным.
Дрожь по телу превращается в нескончаемую вибрацию, когда читаю остальные строки. Глаза отказываются верить написанному. Тупая пила сначала отрубает руки, голову, а потом медленно елозит по сердцу. Воздух на несколько минут прекращает поступать в легкие, но мне он и не нужен. Боль, которую я прежде не испытывал, будто вернула меня в реальность. Вот он, долгожданный смысл.
Кап. Кап. Слезы попадают на последние буквы и превращаются в черные пятна.
Желание: кинуться в двери и молить о прощении. Просить судью, чтобы дал еще один шанс. Кричать: я исправился! Я все понял! Я хочу ломать эти стены, рыть землю, грызть бетонные полы, чтобы оказаться на воле.
Благодарю господа, что вижу обратный адрес. Как в руках появляется ручка и листок, я уже не понимаю. Просто пишу…
Если я буду знать, что ты меня хоть когда-нибудь простишь, клянусь, я все исправлю. Переверну планету, но исправлю…