Нарисуй мне в небе солнце
Шрифт:
— У отца вторая семья? — Виктория Павловна насторожилась. Не так, видимо, всё просто, не зря Ярослав из дома сбежал.
— Третья, но вы не подумайте, это просто так вышло, он не виноват. Он очень хороший отец. И отпускать меня не очень-то хотел, но так правильней, я его убедил, и он согласился. И опыт приобрету, и жизнь распробую. Вы не думайте, я трудностей не боюсь. Мне тут нравится. Лес вон какой, настоящий прямо. И грибы, вы видели? Да прям рядом с дорожкой растут.
В его голосе сквозило восхищение.
— Видела. Люблю я по грибы ходить, потом возьму тебя, научу различать их.
— Нет, не пришлось. Я городской до мозга костей. Спасибо вам.
— За что спасибо?
— За доброту, вон как по-человечески отнеслись ко мне.
Она искренне рассмеялась.
— Ну вот мы и пришли. Вон там прямо за деревьями есть небольшое озерцо. Раньше в том месте просто ключ бил, потом водоём образовался. Уткам он очень по душе пришёлся, — улыбнулась Виктория Павловна. — Уток у нас много, как голубей в Москве. Вода холодная, ну, из-под земли же бьёт. Но чистая. Сам увидишь. Вот и твои владения. Справа сад, с антоновкой да мельбой, слева в конце двора туалет. Сарай ещё, но я там и не была ни разу.
Они подошли к старому деревянному дому с закрытыми ставнями окнами. Меньше всего Ярослав ожидал увидеть современную тяжёлую железную дверь, резко контрастирующую со всем обликом дома.
Виктория Павловна достала из сумки ключи и открыла оба замка.
— Изнутри можешь на защёлку закрываться. Или на ключ, как захочешь. На окнах решётки, но лучше, уходя, закрывать ставни. Постель в шкафу, на свободных полках свои вещи раскладывай. Готовить можешь на электрической плитке, найдёшь возле печки её, или на улице, в летней кухне. Всё, Ярик, пошла я, меня домашние ждут. Городской телефон отключен. Завтра с хозяевами решишь этот вопрос. Про плитку я сказала, показания электроэнергии сняла. На работу не опаздывай.
С этими словами она вышла на крыльцо и, спустившись по рассохшимся ступенькам, оказалась на улице. Ярик смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, затем вернулся в дом, открыл ставни и окна, чтобы проветрить и воздух свежий в своё новое жилище впустить. Разобрал сумку, заправил кровать. Подумал, что одеяло да подушку надо будет с получки свои купить и не пользоваться хозяйскими. Десять тысяч в месяц за жильё — цена сносная. Надо узнать насчёт зарплаты и распределить бюджет, чтоб не выбиваться. Теперь-то всё иначе у него будет, жить станет на свои.
Протёр пустой холодильник и подключил его к розетке. Самое время за продуктами сходить. А потом по возвращении можно и полы вымыть, только поесть сначала. При мысли о еде в желудке опять заныло, а кишечник противно заурчал.
И тут он вспомнил про туалет, чёрт его знает, когда он из магазина с продуктами вернётся, а в уличном бесхозном туалете наверняка пауки паутины наплели так, что и не войдёшь. Вот с этими мыслями взял он в руки веник и отправился в конец участка.
Дверь висела косо. «Надо будет подправить», — подумал Ярик и тут же вспомнил об отсутствии хоть каких-то инструментов. Вот ещё одна важная вещь. Купить надо и молоток, и гвозди, и пассатижи. Петли сейчас ещё посмотрит, может, и их поменять требуется. Тут он открыл дверь и заорал от ужаса.
— А-А-А-А-А! — раздалось ему в ответ.
На полу рядом с дырой полулежала девчонка с раздвинутыми
— А-А-А-А-А-А! — снова заорала она, схватившись обеими руками за живот. На полу и тряпках виднелись пятна свежей крови. Девица прооралась и замолчала, часто дыша.
Яр воспользовался передышкой. Ситуацию он оценил, в руки себя взял, хотя сердце от страха готово было выпрыгнуть, да хоть через уши.
— Ты чего, с ума сошла — в яму рожать? А ну, пошли в дом, или отнести тебя? — строгим голосом произнёс Ярик. Внутри у него всё дрожало, и что делать дальше, он не имел ни малейшего понятия. Но оставлять эту девку на полу сортира и позволить убить ей ребёнка он не мог.
— Сама дойду. Помоги встать только.
Он протянул ей руку, бросив веник рядом с туалетом.
Путь до дома оказался долгим, так как им приходилось останавливаться при каждой последующей схватке. В дом он её практически занёс. На кровать лечь девица отказалась и растянулась на полу прямо у печки.
Ярослав принёс одеяло, подложил под нёё. Разорвал простынь на пелёнки. Поставил кипятить воду в кастрюльке, куда запихал два куска найденной в шкафу бечёвки стерилизовать, чтобы пуповину потом перевязать чем было, туда же засунул обнаруженный в ящике кухонный нож.
Из недр сознания возник учебник акушерства, он вспоминал всё, что там было написано, и бормотал себе под нос. Руки дрожали. Надо было посмотреть, как идёт ребёнок, хорошо если головой.
Он встал перед роженицей на колени, раздвинул бёдра и сосредоточился на промежности, где во время схватки появилась головка.
— Вижу, всё идёт! Голова идёт! Тужься! — с облегчением, сохраняя командный голос, произнёс он.
— Да какого чёрта ты мне туда смотришь извращенец! Вот связалась-то! А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!! — Девица попыталась его пнуть, но новая схватка и боль заставили её забыть об этом.
— Тужься, дура! Ты рожай и не отвлекайся! Поняла? Я врач.
— А-А-А-А-А-А! Больно! Сделай что–нибудь!
— Что сделать?! Ты рожаешь. Процесс естественный.
— Дуй, там рвётся всё. Дуй! Больно же! Ма-а-а-ама!!!
Потуга прекратилась, и девица залилась горькими слезами.
— Да я лучше б удавилась сразу, как залетела, чем теперь всё это! А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!! МАМА!!!
Сначала появилась головка, потом ребёнок повернулся и во время очередного вопля матери выскочил наружу.
— Что смотришь, козёл! Живой он? Почему не кричит? — запричитала молодая мать.
Ярослав осторожно, боясь уронить, взял перемазанного в смазке ребёнка, перевернул, положил себе на руку и легонько стукнул по попке. Роды он, конечно, видел и на практике в роддоме был. Но чтобы вот так, один на один — никогда. Слёзы и страх смешались в его душе. А если не закричит? Такого просто не могло произойти! Или могло? Хоть бы жил. «Кричи, пожалуйста, живи. Очень тебя прошу», — мысленно повторял он и вдруг услышал писк, потом ребёнок в его руках зашевелился и заорал. Цвет его изменился из синюшного на розовый.