Нарком Берия. Злодей развития
Шрифт:
Когда и эта бюрократическая процедура была закончена, заключенного вызвали на последний допрос, где обычно объявляют приговор… Его подняли на лифте на самый верхний этаж и провели в кабинет, который он хорошо знал по прошлым временам. За большим письменным столом там сидел человек в знакомой форме маршала госбезопасности СССР… Бывший маршал взял исписанный на машинке лист бумаги с Гербом СССР и прищурился: «Специальная Коллегия Верховного суда Союза Советских Социалистических Республик в чрезвычайном заседании… рассмотрев дело бывшего министра внутренних дел и бывшего члена Президиума ЦК КПСС Берии Л. П… приговорила
— Не обращайте внимания на дату. По газетам вас расстреляли уже полгода тому назад… По газетам вы уже мертвы, — услышал он голос издалека. — И в глазах народа правосудие восстановлено… Просто после смерти Сталина политика принципиально меняется. Теперь опальных членов правительства будут не расстреливать, как раньше, а посылать на низовую работу. Вплоть до работы простым колхозником… Итак, смертный приговор заменяется вам изгнанием. Вот ваш новый паспорт…
Бывший министр внутренних дел СССР неуверенно открыл серый коленкоровый переплет.
— Имя мы вам дали, конечно, другое, — сказал маршал. — Если вы назовете свое настоящее имя, вам не поверят. А если поверят, то убьют, как собаку. Это вы, надеюсь, сами понимаете. Ваши официальные фотографии были настолько ретушированы, что в действительности вас никто не узнает. Сейчас мы частично распускаем лагеря. По паспорту вы один из таких вы пущенных лагерников. Для органов госбезопасности там помечено шифром, что вы сидели за растление малолетних. Я думаю, что в вашем возрасте рецидивы маловероятны. И помните, что по советским законам условный приговор означает только отсрочку приведения приговора в исполнение, но принципиально сам приговор остается в силе. Запомните это, гражданин Берман.
— Иначе говоря, я буду живым трупом, — сказал бывший первый заместитель Председателя Совета Министров СССР. Вертя в руках свой новый паспорт, он осторожно посмотрел на дверь: — А куда ж мне, то есть гражданину Берману, собственно, идти?
— Местом жительства вам определяется ваша родина — Кавказ. Вас отвезут за сто километров от Москвы. Дальше добирайтесь самостоятельно. Знаете, как добираются люди, выпущенные из лагеря. Проявите инициативу…
— Ведь вы прекрасно знаете, что для таких, как я, жизнь без власти — это не жизнь… — Ему вспомнилось, что, когда таких людей лишали власти, они заболевали какой-то загадочной болезнью и умирали. Словно в них сидел какой-то червь».
Одним из самых интересных изданий, вышедших за пределами СССР и посвященных Берии, является опубликованная в 1973 году (к двадцатилетию его смерти?) книга журналиста и писателя Алана Уилльямса The Beria Papers («Дневники Берии»). Другое русское название — «Подлинные дневники Берии», при этом в аннотации фигурируют следующие строки: «Основываясь на сведениях, известных западным спецслужбам, А. Вильямс создал уникальное художественно-документальное произведение, которое быстро стало мировым бестселлером». На самом деле — увлекательное авантюристическое чтиво с вкраплениями документальных подробностей, в котором рассказывается, как за границей двое молодых людей решили заработать, состряпав дневники Берии и продав их издательству, и чем это для них закончилось. В тексте подробно описаны как сама технология создания
Итак, первый этап проходил так:
«— Как ты, наверное, заметил, в досье освещается период жизни Берии до конца войны. Очень мало известно о последних годах жизни Берии. Та малость, что я раскопал, взята из архивов радио «Свободная Европа». — Он открыл пухлую папку и показал мне нечто, похожее на расписание движения поездов, только в нем вместо обозначения времени стояли даты. — Это, мон шер, полный план нашей работы. Это скелет, на который я наращу мышцы и внутренние органы, а за тобой останется все остальное. — Он усмехнулся. — И не скупись на пикантные детали! — Он хлопнул меня по плечу.
— То, что ты пишешь о Сикорском, Филби и Масарике… — начал я, но Борис прервал меня:
— Не спеши. Всему свое время. Берия будет предаваться воспоминаниям о своих успешных заговорах, включая политические убийства. Но прежде, чем мы эти мерзости изобразим, надо передать настроение этого убийцы. Его дневники должны быть спонтанными, этакая исповедь мерзавца. У него не было времени корректировать и шлифовать записи, хотя, как грузин, он мог подпускать поэтического тумана. Только тут важно не перехватить через край, особенно если предполагается, что он был трезв. Впрочем, он редко бывал трезв.
Начнем с его положения в период после 1945 года. Опишем, как Россия проглотила половину Европы, а Берия в это время стремится укрепить свою власть, уничтожая остатки буржуазных отношений в Восточной Европе и затягивая петлю на шее старых политиков, все еще поддерживаемых Черчиллем. Надо описать, как он размышляет о Черчилле, а в это время входит полковник Саркисов и объявляет, что нашел рыжеволосую красавицу для него, одну из тех грузинок, которых трудно добыть. Тут Берия сразу загорается.
Мы решили, что Борис напишет начало, которое должно быть самым обыкновенным, даже скучноватым, иначе, если начать с сенсаций, заподозрят, что это неправда. А я должен описать сцену обольщения молодой девушки из Сванетии.
Мы засели за работу и не отрывались до самого обеда. После обеда мы прочли то, что получилось. Начало рукописи изобиловало абсолютно неизвестными мне именами, фактическими деталями и носило технический характер. Борис для того, чтобы придать большую правдоподобность, использовал множество инициалов, ведь Берия делал заметки для себя, на скорую руку, по вечерам после длинного дня утомительной работы… Перечитав написанное, я подумал, что Берия был бы доволен этими «дневниками», они могли бы удовлетворить его самолюбие.
Я показывал Борису какой-нибудь новый эротический эпизод, он размягчался, как женщина, просил меня почитать вслух, а сам сидел на стуле в полосатых шортах с полураскрытым ртом, впитывая каждое слово.
Иногда он сам предлагал что-нибудь: «Пусть он соблазнит толстую цыганку, актрису из театра «Ромэн». Он проходит в театр инкогнито: театр числится в авангардных и потому не котируется, хотя все происходит до декретов Жданова. Берия посылает энкавэдэшника за нею, потом трахает ее в своем кабинете на Лубянке. Изобрази ее большой и смачной! Пусть у нее ляжки и задница будут как подушки! Потом он вышвыривает ее одежду в приемную и велит ей убираться. А если она проговорится, он арестует и депортирует всю семью…»