Наркотик времени

Дик Филип Киндред

— Значит ты согласна? Ты начнешь бракоразводный процесс?

Кэти осторожно сказала:

— При одном условии. Если тут не замешана другая женщина.

“ — Так оно и есть, — Он подумал о Филис Акерман, это не стоило принимать во внимание. Даже в населенном призраками мире Кэти.

— Если я что-нибудь узнаю, я опротестую развод; я не пойду ни на какие уступки. Ты никогда не избавишься от меня — это я тоже обещаю.

— Значит, мы это уладили. — Он почувствовал, как громадный груз соскользнул с его плеч в бездонную пропасть, оставив ему только свою маленькую и вполне

земную часть, которая была под силу обычному человеческому существу. — Благодарю, — сказал он.

— Спасибо тебе, Эрик, — сказала Кэти, — за антидот. Посмотри, какой полезной оказалась моя наркомания, мое многолетнее увлечение наркотиками В конечном итоге все это позволило тебе избавиться от меня. Сделало хоть что-то хорошее.

Ни за что в жизни он не смог бы определить, сказала она это серьезно или издевалась над ним. Он решил спросить о чем-нибудь еще.

— Ты собираешься, когда почувствуешь себя лучше, возобновить свою работу в ТМК?

— Эрик, со мной может произойти нечто необычное. Когда я находилась под воздействием наркотика в прошлом,… — она остановилась, затем, сделал усилие, продолжила: — Я отправила Вирджилу по почте электронную деталь. Обратно в тридцатые годы, Вместе с запиской, в которой я написала, что с ней делать и кто я такая. Чтобы он вспомнил обо мне поздно Как раз сейчас.

Эрик сказал:

— Но… — и замолк.

— Да? Что? — Ей даже удалось сосредоточиться на том, что он сказал. — Я сделала что-то не так? Изменила прошлое и нарушила нормальный ход событий?

Ему было трудно решиться, на то, чтобы сказать ей. Но она все равно узнает, как только попытается проверить сама. Вирджил никогда не получит никакой детали, потому что, как только Кэти ушла из прошлого, деталь ушла вместе с ней; Вирджил если и получил в детстве конверт, то пустой, а скорее всего, не получил ничего. Эрику было невыносимо тяжело.

— Что с тобой? — с трудом спросила она, — Я могу сказать по выражению твоего лица — я знаю тебя слишком хорошо, — что я сделала что-то плохое.

— Я просто удивлен твоей изобретательностью. Послушай. — Он присел рядом с ней и положил руку на плечо. — Не слишком рассчитывай на то, что этот случай окажет большое влияние на твою жизнь; Вирджила, даже с большой натяжкой, нельзя отнести к типу людей, способных испытывать благодарность.

— Но попытаться стоило, ведь правда?

— Да, — сказал он, выпрямляясь. Он был рад прервать разговор на этом месте.

Он попрощался с ней, похлопав ее по плечу еще раз, и направился к лифту и далее в кабинет Вирджила Акермана.

Вирджил взглянул на входящего Эрика и закудахтал:

— Я слышал, что ты вернулся, Эрик. Садись и рассказывай, Кэти выглядит очень плохо, правда? “Хазельтин” не смог…

— Послушайте, — сказал Эрик, захлопнув дверь. Они были одни. — Вирджил, можете вы перевезти Молинари сюда, в ТМК?

— А что случилось? — тревожно спросил Вирджил, нахохлившись. Ерик рассказал ему вес. Выслушав, Вирджил сказал:

— Я позвоню Джино. Мне достаточно намекнуть, мы понимаем друг друга с полуслова. Он приедет.

Возможно, немедленно. Когда он действует, он действует быстро.

— Тогда я останусь здесь, —

решил Эрик. — Я не буду возвращаться в Чиенну. Наверное, мне лучше вернуться в гостиницу и оставаться с Дегом.

— Возьми с собой пистолет, — сказал Вирджил. Он поднял трубку видеофона и произнес: — Соедините меня с Белым домом, Чиенна. — Эрику он сказал: — Даже если линия прослушивается, они ничего не узнают; они не смогут понять, о чем мы разговариваем. — В трубку он сказал: — Я хочу говорить с Секретарем Молинари; это говорит лично Вирджил Акерман.

Эрик сидел и слушал. Все шло хорошо. Он мог позволить себе отдохнуть. Быть просто наблюдателем.

С экрана видеофона донесен пронзительный, почти истеричный голос оператора телефонной станции Белого дома: — Мистер Акерман, доктор Свитсент у вас? Мы не можем его найти, а Молинари, я хотел сказать мистер Молинари мертв, и его не могут оживить. Вирджил уставился на Эрика.

— Я выезжаю, — сказал Эрик. Он был ошеломлен. И ничего больше.

— Слишком поздно, — сказал Вирджил. — Держу пари. Оператор завопил:

— Мистер Акерман, он мертв уже два часа. Доктор Тигарден ничего не может сделать, а…

— Спросите, какой орган отказал, — сказал Эрик. Оператор услышал.

— Сердце. Это вы, доктор Свитсент? Доктор Тигарден говорит, что лопнула аорта.

— Я возьму с собой искусственное сердце, — сказал Вирджилу Эрик, Оператору он приказал: — Скажите Тигардену, чтобы он поддерживал температуру тела насколько возможно низкой, хотя я уверен, что он это уже делает.

— У нас есть тут на взлетной площадке на крыше скоростной корабль, — сказал Вирджил, — Тот самый, на котором мы летали в Вашин-35; это, безусловно, лучшее из того, что мы можем достать.

— Я сам выберу сердце, — решил Эрик. — Я пойду к себе в кабинет; вы не могли бы пока подготовить корабль? — Теперь он был спокоен. Одно из двух: или уже поздно, или еще нет. Он прибудет вовремя или нет. Спешка сейчас не имела большого значения.

Вирджил, переключая видеофон на внутреннюю сеть ТМК, произнес: — 2056, в котором вы были, не относится к нашему миру.

— Очевидно, нет, — согласился Эрик. И побежал к лифту.

Глава 13

На взлетной площадке, расположенной на крыше Белого Дома, его встретил Дон Фестснбург, бледный и заикающийся от волнения.

— Г-где вы были, доктор? Вы никому не сообщили, что уехали из Чиенны; мы думали, что вы где-то здесь. — Он шагал впереди Эрика, направляясь к ближайшему входу в здание.

Эрик, с искусственным сердцем в портфеле, следовал за ним.

У дверей спальни Секретаря их встретил Тигарден, он выглядел изможденным.

— Какого черта, доктор, где вы были?

“Я пытался положить конец войне”, — подумал Эрик, Вслух он просто спросил: — До какой темпе-ратуры вы смогли его заморозить?

— Обмен веществ почти полностью приостановлен; вы думаете, я не знаю, как поступать в таких случаях? У меня есть инструкция, которая вступает в действие автоматически с того момента, как он теряет сознание или умирает и не может быть оживлен. — Он вручил Эрику листы бумаги.