Наркоза не будет
Шрифт:
На выставку она уже сходила с Ринатом. Идея на чем-нибудь до тошноты укататься ей понравилась.
– Луна-парк.
***
Глухонемой катался на всех атракционах вместе с Кошей орал на весь парк, пугая ревом детей. Коша умоталась до синевы под глазами. Она шла по дорожке и умиротворенно покачивалась. Обилие американских горок давало о себе знать. В палатке они купили шашлыки и "Балтику" - верх фантазии простоватого Евгения.
Предавались чревоугодию, сидя за летним столиком. Она стала находить прелесть в бесконечном молчании. А что,
"У меня много денег, - написал Евгений на салфетке.
– У меня дома есть все для тебя. Музыка. Пластинки. Компьютер."
Он отвез Кошу обратно на тачке и вежливо попрощался. Когда шаги Евгения затихли, Коша бродила по комнате и безотчетно перебирала вещи. Присутствие Евгения утешало, как уличную кошку утешает миска с рыбой и тазик в сортире. Но какова цена? Мучилась она, мучилась. Вздыхала, курила. Вертелась на диване. Потом она вдруг увидела на столе незнакомую книгу.
"Сказки о Силе" было написано на причудливой фантасмагорической обложке. Коша схватила книгу и начала ее читать, постепенно узнавая те таинственные вещи, о которые она постоянно спотыкалась последнее время. Или сталкивалась когда-то давно. Как-то незаметно книга заворожила ее, и Коша уснула.
И приснился ей сон.
Будто уже сумерки, будто она проснулась и видит комнату сквозь серебристо-серый туман. Во сне догадалась, что спит. Но ей захотелось что-то сделать и она подняла руку, чтобы убедиться, что может контролировать себя. Встать, например и написать какое-то слово, чтобы потом проснуться окончательно и прочитать его. Зачем? Так. Из познавательного инстинкта. Для науки. Сначала она и правда прямо перед лицом увидела свою серебристо-серую правую руку. А если встать? Коша села на кровати и тут же каким-то образом скатилась на пол.
Раздался стук, в окно заползла Муся.
– Как она меня достала!
– без предисловия начала она, не глядя на растрепанную сонную подругу.
– Короче, я поругалась с теткой! Я сперла у нее бутылку вина и кусок курицы.
Коша сглотнула слюнки и проснулась.
– Наливай!
Выползший из пакета запах заполонил комнату. Самиздатовский "Киндзмараули" отменно сопровождал радость поглощения плоти. Курица кончилась почти мгновенно. Муся, растопырив пальцы отправилась мыть руки. Коша отнесла тарелку к крысиной норе и, кое-как обтерев засаленное лицо и пальцы полотенцем, снова рухнула на лежбище.
– Что за жизнь! То жрать, то срать! И так весь день!
– протянула она, сыто пялясь в подернутый паутинками потолок.
– Да... или трахаться, а то и все вместе. А жить-то когда? посетовала Муся, вернувшись из ванной, и легла рядом.
Наслаждаясь бездельем и сытостью, они валялись на диване почти голые. На Мусе был только сарафан на тоненьких лямочках, а на Коше длинная, почти до колен футболка с надписью:
NOBODY
KNOW I AM
LESBIAN
расположенной красивым белым
Жаркий воздух медленно ползал по комнате. Подруги неподвижно замерли в ленивой дреме. Их организмы сосредоточились на пищеварении, оставив мозг почти без топлива.
Часа через два на подоконнике появился Роня.
– Сони! Вы целый день дрыхнете, как ни приду!
– А что? Есть какое-то занятие?
– лениво протянула Коша.
– Что? Мы уже востребованы человечеством? Вот у меня куча готовых холстов. И Зыскин мне стуканул, что какой-то француз взял их за очень хорошие деньги. И Валек даже нажился на этом. Я готова быть нужной и полезной. Скажи кому?
– Ну-ну!
– рассмеялся Роня.
– Остановись!
– Ты что, голодный?
– подняла Муся веки и чуть-чуть повернула голову.
– Да нет... У меня даже деньги есть.. Я только что встал. Работал всю ночь.
– Мешки грузил...небось?
– Коша села и потрясла головой.
– Нет. Книгу писал...
– Роня прошелся по комнате.
– Книгу! Напишу книгу и стану богатым.
– Блин! Ты же художник, Роня! Ты хоть одну картину нарисовал в своей жизни?
– Коша сползла с дивана и потянулась, громко мяукнув.
– А зачем? Меня и так из общаги не выгоняют. Макет склею и все. Кисточки выкину. Нет, Коша. Тебе подарю! Я понял, чтобы быть художником, ни в коем случае нельзя получать художественное образование. Я очень рад, что не учился на писателя. Сам. Все сам придумывал. Пробовал. Нельзя! Нельзя у других перенимать. Так можно только вторяки делать. Завод. Автор Союз Писателей. А чтобы что-то хорошее написать. Ну совсем хорошее! Надо все самому.
– Как же ты поступил?
– удивилась вдруг Коша.
– Ты же рисовать не умеешь! Блин!
– Не умею.
– согласился Роня.
– Сам не знаю, как поступил. Я на режиссерское хотел. Не взяли за стеснительность. А рассказики и пьески у меня хорошие. Писать буду. О! Вы, что уже напились?
Он понюхал бутылку, согнав с горлышка пчелу.
– Ну-у...
– протянула Муся.
– Так чуть-чуть... Хочешь?
Роня пожал плечами.
– Э... типа... Можно и да...
– Пойдем сходим.
– Коша вскочила с дивана. Ей стало стыдно.
– Мы уже вдвоем все выпили.
Муся сползла следом:
– Какие вы шумные. Вы какие-то слишком реальные. Жизни надо следовать, а вы превращаете ее в окрошку... Фу!
– Ну, хочешь - оставайся... Мы сами сходим, - предложил Роня.
– Ну уж нет!
– Муся перехватила расворошенные после сна волосы косынкой.
Посмотрела на себя в зеркало и, оставшись недовольной, опять распустила космы.
– Ну...
– сказала она и первой выползла на тротуар.
– Пойдемте!
Девчонки висели друг на друге и, заплетаясь, перебирали ногами. И тихий молчаливый зной развороченного Большого проспекта изредка лишь нарушал шум машин, пересекающих его на большой скорости. И огромные тополя покачивались в горячем летнем небе.