Народ, или Когда-то мы были дельфинами.
Шрифт:
Лишь через несколько долгих секунд до Мау дошло: то, что он принял за сломанную ветку, на самом деле рука.
Он медленно огляделся и понял, почему здесь столько птиц и за что они дерутся.
Он побежал. Ноги сами понесли его, и он побежал, выкрикивая имена, вверх по длинному склону, мимо нижних полей, покрытых мусором, мимо верхних плантаций, высоко, куда даже волна не достала, почти до края леса. И там услышал свой собственный голос, отдающийся эхом от утёсов.
Никого. Но кто-то же должен быть…
Но они всё ждали, ждали того, кто перестал быть мальчиком и ещё не стал мужчиной.
Мау
Они ждали на берегу. Он ясно видел, как они болтают, смеются, пляшут вокруг костра, но серебряной нити не было, и нечем было притянуть их обратно.
Они ждали нового мужчину. Волна, должно быть, обрушилась на них, как молот.
Он пошёл обратно к полям, по дороге подобрал отломанную ветку и замахал ею, безуспешно пытаясь отогнать птиц. Чуть выше места, где раньше стояла ныне сровненная с землёй деревня, тела валялись повсюду. Их нелегко было заметить — перемешанные с мусором, такие же серые, как пепельная грязь. Ему придётся их трогать. Их нужно передвинуть. Скоро с гор спустятся свиньи. Начнут жрать… Нет!
За облаками на востоке виднелось что-то яркое. Как это может быть? Неужели ещё одна ночь прошла? А разве он спал? Где он был? Но усталость уже полностью овладела им. Он подтащил несколько покрытых листьями ветвей к большой скале, сделал нечто вроде укрытия, заполз под них и почувствовал, как серость грязи, дождя и словно покрытого синяками неба молчаливо заползает в него, заполняет его и смыкается у него над головой.
И Мау приснился сон. Конечно, это был сон. Он почувствовал, что он разделился, стал двумя разными людьми. Один из них — серое тело, слепленное из грязи, — начал искать тела, не унесённые волной. Он делал это очень осторожно и так бережно, как только мог, а другой Мау сидел глубоко внутри первого, скрючившись в комок, и всё это ему снилось.
«А кто же я, который это делает? — думал серый Мау. — Кто я теперь? Я уподобился Локахе, я ощупываю черты смерти. В этот день лучше быть Локахой, чем Мау. Потому что вот передо мной тело. Если Мау его увидит, заглянет ему в глаза, он сойдёт с ума. Так что я всё это сделаю за него. Это лицо Мау видел каждый день на протяжении всей своей жизни, но сейчас он не должен его увидеть».
Так он и работал, а небо тем временем посветлело, и солнце взошло за пышным веером пара, поднимающимся на востоке, и в лесах зазвенели песни птиц, несмотря на морось. Он прочёсывал нижние склоны, натыкался на очередное тело и волок его или нёс — некоторые тела были маленькие, и их можно было нести — вниз, к воде, к тому месту, откуда было видно течение. Здесь обычно водились черепахи, но сегодня их не было.
Он, серая тень, находил камни и большие куски коралла, а они тут валялись в изобилии, и привязывал к телам кусками бумажной лианы. «Теперь надо вытащить нож, — думал серый Мау, — прорезать дырку, чтобы духу было удобно выйти, выволочь тело в волны, где течение уходит под воду, и отпустить».
Спящий Мау предоставил своему телу думать: «Поднимаешь вот так, тянешь вот так. Бумажную лиану отрезаешь вот так и
Среди прочего он нашёл двух собак и чуть не сломался на этом. Люди… этот ужас был так велик, что его разум просто отключался, но изуродованные тела собак изуродовали, перевернули его душу. Они были с людьми и тоже радовались, хотя и не знали почему. Он и их завернул в бумажную лиану, привязал груз и отправил по течению. Собаки захотят остаться с людьми, потому что они тоже люди, только по-своему.
А вот что делать с поросёнком, он не знал. Поросёнок был один. Должно быть, свиноматка умчалась в горные леса — свиньи всегда так делают, когда чувствуют приближение воды. А поросёнок за ней не угнался. Желудок говорил, что это пища, но он сказал — нет, только не этот, не эта крохотная обманутая тварь. Он отдал течению и поросёнка. Пускай боги разбираются. Он слишком устал.
Время близилось к закату, когда он выволок на пляж последнее тело и уже собирался побрести к течению, но тут его тело сказало ему: «Нет, этому телу туда не надо. Это ты сам, ты очень устал, но ещё не мёртв. Тебе надо поесть, попить и поспать. А самое главное — постарайся не видеть снов».
Он постоял немного, усваивая эти слова, а потом потащился назад, вверх по берегу, нашёл свой на скорую руку сделанный шалаш и упал в него.
Пришёл сон, но ничего хорошего с собой не принёс. Снова и снова он отыскивал тела и нёс их к берегу, потому что они были очень лёгкие. Они пытались с ним разговаривать, но он их не слышал, потому что слова не проникали через толстую серую кожу. Было во сне и одно странное существо, призрачная девочка, совершенно белая. Она несколько раз пыталась заговорить с ним, но потом блекла и сливалась со сном, как и все остальные. Солнце и луна выписывали пируэты на небе, и он шёл по серому миру, единственное движущееся пятно среди покрывал молчания, навеки один.
А потом из серости кто-то позвал.
— МАУ, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?
Он огляделся. Местность была странная, какая-то бесцветная. Солнце светило, но при этом было чёрным.
Когда голоса послышались снова, казалось, что они раздаются отовсюду, словно их приносит ветер.
— СЕЙЧАС НЕ ВРЕМЯ СПАТЬ. ОЧЕНЬ МНОГО ДЕЛ.
— Кто вы такие?
— МЫ — ДЕДУШКИ!
Мау задрожал. Больше он ничего не мог сделать. Ноги не двигались.
— Пришла волна, — сказал он. — Все погибли! Некоторых я отправил в тёмную воду!
— ТЫ ДОЛЖЕН СПЕТЬ ЗАКЛИНАНИЕ ТЁМНОЙ ВОДЫ.
— Я его не знаю!
— ТЫ ДОЛЖЕН ВОССТАНОВИТЬ ЯКОРЯ БОГОВ.
— Как я это сделаю?
— ТЫ ДОЛЖЕН ПЕТЬ УТРЕННЮЮ ПЕСНЬ И ВЕЧЕРНЮЮ ПЕСНЬ.
— Я не знаю слов! Я не мужчина! — в отчаянии сказал Мау.
— ТЫ ДОЛЖЕН ЗАЩИЩАТЬ НАРОД! ТЫ ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ДЕЛАЛОСЬ ВСЕГДА!
— Но кроме меня, никого нет! Все остальные погибли!
— ВСЁ, ЧЕМ БЫЛ НАРОД, ОСТАЛОСЬ В ТЕБЕ! ПОКА ТЫ ЕСТЬ, НАРОД СУЩЕСТВУЕТ! ПОКА ТЫ ПОМНИШЬ, НАРОД ЖИВЁТ!