Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации

Шредер Эрик

– Может, ты хочешь задать какой-нибудь вопрос?

– Как мы можем определить различие между видимым характером и внутренней сущностью нас самих? – спросил молодой человек.

– Этот вопрос мне кажется праздным любопытством, – ответил Джунайд, – почему бы тебе не спросить о том, что действительно занимает твой ум, – о твоем желании добиться превосходства перед твоими сверстниками, например?

Джунайд замолчал, как будто обдумывая что-то, потом дал знак Абу Мухаммеду. Мы все встали. Джунайд отвел в сторону юношу и начал говорить с ним. Его последние слова мне удалось услышать: «…твоя кровь окрасит эшафот».

Юноша расплакался и убежал. Джурайри и еще один из нас побежали за ним. Вот что рассказал

мне потом Джурайри:

«Мы нашли его на кладбище, он сидел опустив голову на колени. Этот юноша был в том возрасте, когда душа наиболее ранима, и убежал, потому что посчитал себя оскорбленным. Возможно, он беден и голоден, подумал я и послал своего товарища купить чего-нибудь сладкого. Когда я подошел к нему, он вскинул голову и посмотрел на меня. У него был вид несчастного человека. Я постарался утешить его как мог. Когда мой товарищ пришел с едой, я предложил ему подкрепить свои силы. Молодой человек поел немного.

– Откуда ты пришел? – спросил я через некоторое время. – Где ты родился?

– Я родился в Бейде, но воспитывался в Хузистане и Басре.

– Как тебя зовут?

– Хусейн ибн Мансур.

Потом я встал, пожелал ему удачи и ушел. Через сорок пять лет после этой встречи я узнал, что он был казнен».

Из Багдада Хусейн отправился в Мекку. Целый год он провел во дворе мечети, не сходя со своего места, кроме как для омовений и ритуального обхода Черного камня, не обращая внимания ни на зной, ни на дождь.

«Однажды мы выпросили у него плащ, – рассказывает один суфий, – и выловили всех вшей, которые нашли там себе приют. Ради интереса мы взвесили их, оказалось, что они весят двадцать гран [151] . Но он не обращал внимания на такие мелочи».

Один из друзей Хусейна так рассказывает о своей беседе с ним:

«Если, – сказал я ему, – какое-то откровение, какой-то мистический знак появляется в твоем сознании, более того, если даже такие моменты станут устойчивым состоянием твоей души, ты не должен считать, что тебе позволено познать Сокровенное. Я точно знаю, что пророк не одобрял этого, и ты сам услышишь подтверждение моих слов завтра, от учителя.

151

Г р а н – в торговой системе мер веса 62,2 мг, первоначально вес пшеничного зерна, взятого из середины колоса.

– Но, друг мой, – ответил мне на это Хусейн, – Сам Господь приходит и учит меня всему тому, о чем традиционалисты повторяют нам! Я полагаюсь на Предания лишь потому, что они совпадают с моими видениями и не противоречат моей интуиции. Они лишь помогают мне яснее понять смысл моего собственного опыта».

«Как-то раз я шел вместе с Хусейном ибн Мансуром, – рассказывает его учитель Макки, – читая наизусть главы из Корана. Он слушал меня, потом вдруг сказал:

– То же самое я могу говорить и сам, из себя самого.

С того дня я не видел его больше».

Хусейн снова пришел к Джунайду.

– Зачем ты вернулся ко мне? – спросил Джунайд.

– Я хочу быть членом вашей общины, шейх, – ответил Хусейн.

– Я не хочу иметь дела с сумасшедшими, – возразил Джунайд, – наша община состоит из нормальных людей. Трезвость – признак здоровой духовной жизни. Опьянение – признак необузданных желаний и страстей.

Изречения Халладжа

Когда, испытывая жажду, склоняюсь я над чашею с вином,В глубинах чаши вижу тень я – ТВОЮ!

Эхо

И сердце стало глазом;

вижу я Господа сияние.Шепчу: «Кто ты?» И эхо отвечает: «Ты!»Ах!Был ли это я? Иль Ты?Два Бога?Далек, далек я от того, чтоб утверждать, что существует Бога два!И все-таки меж мною и Тобой лежит мучение – «это я».Так забери мое Ты «это я», которое лежит меж Нами, и Твое «Это Ты».

Измени свою речь, избегай мира призраков. Не ограничивайся ни мерой, ни гармонией в отношениях с Богом! Пусть говорит страсть! Растворись и следуй своей любви. Стремись ввысь, вознесись над холмами и горами, над всеми холмами определенности и всеми вершинами мысли, пока, наконец, не обретешь способность узнать То, Что видишь. То будет ночь пира, которым кончается долгий пост.

Экстаз

Хочу я цельности Единственной Одной моейВ Единственности Бога истинной.Так же как одним путем не суждено пройти дорог всех мира…Я Реальность! Только для себя самой Реальность и реальна!Заключенная сама в себе, она не может покинуть саму себя!О сияние мелькающих огней! О сверкающие вспышки молний!На свету трепещет мотылек и умирает, как в Огне.И все же ты со мной, здесь, между Сердцем и плотью сердца!Твое творенье – эти слезы – так неужели вытечешь из век моихи меня покинешь?

Снова пришел он к Джунайду.

– Реальность – это я сам! – воскликнул он.

– Нет, – сказал Джунайд. – Ты существуешь только благодаря Реальности. Я вижу твою кровь на эшафоте.

Фразы

Призыв, потом тишина, затем безмолвие;И узнавание, потом открытие, затем изложение.Глина, потом обжиг, затем прокалка;И серый холод, потом тени, затем солнце.Каменистая земля, потом луг, затем пустыня;И река, потом море, затем берег.Опьянение, потом отрезвление, затем жажда;И приближение, потом встреча, затем близость.Прикосновение, потом объятия и страсть;И разделение, потом соединение, затем воспламенение.Захват, потом бросок, затем напряженность;И очертание, потом появление, затем – единство.Фразы для тех, для кого этот мир не стоит и гроша;Голоса за дверью, но, когда кто-нибудь входит внутрь,они смолкают.

Халладж вернулся в Тустар, где оставался почти два года, бросив халат суфия и надев мундир солдата с длинными рукавами. Он стал столь популярен, что суфии того времени завидовали ему.

«Хусейн ибн Мансур никогда не пользовался подушками для локтей, – рассказывает человек, который был его слугой в течение двадцати лет, – никогда он не спал лежа на боку. Он обычно стоял всю ночь. Когда его глаза закрывались от усталости, он опускался на корточки и дремал некоторое время.

– Ты должен уделять больше внимания себе, относиться к себе как к другу, – сказал кто-то из его друзей однажды.