«Народная газета», или Тайная жизнь библиотеки
Шрифт:
И не надо говорить банальные вещи: «Нет денег!». Ближайший лес стоит не так много – Родину продавать не придётся. Не Куршавель, конечно, но какой-нибудь простой как блинчик Горячий Ключ ведь можно организовать (об остальных местах можно выяснить у библиографов – они у нас ходячие энциклопедии). Неужели поездка в «такую даль» стоит неподъёмных денег? Не позорьтесь, товарищи!
Все на природу – отмечать День библиотекаря!
P.S. Позвольте. У вас ещё зарплата и аванс впереди (намёк понятен?). Предупреждён, значит вооружён. Творческая подготовка приветствуется.
КРИК ДУШИ
Дорогой
Верните нам человеческий облик!
Э… ВЫРВАЛОСЬ
Утро. Холод. Туман.Нарядный вид. Самообман.Сон. Почти у всех,Конечно, оборванно, наспех.Стук каблучков. И переход.Дверь. Голоса. Приход.Хотя работа, всё же лень.Так начинаем снова день.КАК НИ СМЕШНО, ИЗ НАШЕЙ С ВАМИ ИСТОРИИ
НАШЕ БЕЛЬЁ
(Продолжение. Начало в №1 (1))
(Печатается по материалу журнала Story, 2009, №10)
Времена нэпа стали расцветом нашей бельевой промышленности. Практически каждый мог приобрести то, что было ему по вкусу, при наличии денег. Образцы рисунков для тканей Ситценабивной фабрики делали художники-конструктивисты Любовь Попова и Варвара Степанова, а в разработке экспериментальных моделей принимали участие Надежда Ламанова и Вера Мухина. Их модели не приняли на паточную линию, зато одобрили для участия в международной выставке в Париже.
А ещё были белошвейки из Смольного и прочих институтов благородных девиц, которые километры батиста и шёлка вышивали вручную и кроили по дореволюционным лекалам сорочки, панталоны, лифчики и корсеты. Часто такие белошвейки дворянского происхождения спасали себе жизнь тем, что имели в клиентах всемогущих партийных деятелей и их жён.
У Льва Мехлиса, одного из ближайших соратников Сталина, была в портнихах дворянка, чьё имя было засекречено как государственная тайна. Мехлису она шила бельё из тончайшей шёлковой чесучи и репсовой отделкой и перламутровыми пуговицами. А товарищ Каганович, снимая затёртый френч и галифе, щеголял в белье цвета свежей лососины, привезённом из-за границы.
Когда
В предвоенное десятилетие бельё потеряло не только своё лицо, но и половую принадлежность. Одинаковые чёрные или тёмно-синие сатиновые труселя а-ля «боксёр» – и хорошо, если не до колена, и хлопковые безразмерные майки. А в качестве «зимнего» варианта исподнее в стиле «белогвардеец после бани» – кальсоны на штрипках и тесёмках и просторная сорочка с широкой горловиной.
С наступлением военного времени бельё ещё посуровело. Стало этакой моделью-унисекс, и женской и мужской, а точнее – ни женской, ни мужской. Поэтому женщинам оставалось надеяться только на свои руки. Трусы и панталоны кроили из той же хлопчатобумажной ткани и обвязывали их по краям крючком белой нитью. Простую белую сорочку некоторые мастерицы могли превратить в произведение искусства, даже не имея под рукой мулине и шёлка. Красиво жить не запретишь, и победа над Германией и завезённые оттуда трофейные образцы тоже сыграли свою роль. Женщины, не подозревая, что перед ними всего лишь кружевные ночные сорочки, шёлковые комбинации и пеньюары, принимали их за вечерние туалеты. Поэтому в театрах иногда появлялись дамы, щеголявшие в белье.
«Откуда у них только дети берутся?!»
Это там у них, в Европах, всякие Ив Сен-Лораны на послевоенных руинах возводили в культ женское тело, утянутое корсетом до нечеловечески тонкой талии, пышные юбки, которым могла позавидовать Мария-Антуанетта, и гладкий изящный «верх», где груди обеспечивалась идеальная фигура. А у нас с бюстгальтерами была напряжёнка. Их практически не носили. И не из-за феминистских настроений, с феминизмом как раз было всё в ажуре: половых различий практически не делалось ни для кого и нигде. Просто размеры бюстгальтеров подходили далеко не всем. В 30-е годы размерная линейка представляла всего три пункта. В начале 50-х она увеличилась до пяти, но товар так и пылился на полках за ненадобностью. Правда, из больших чашечек лифчиков умудрялись шить чепчики для младенцев.
Лифчики как класс не особо почитали. Разве только в форме детской одежды. Их носили и девочки, и мальчики до самого что ни есть пубертатного возраста. Летом хлопчатобумажные, зимой шерстяные. Причём детское бельё с самого начала века и до конца 60-х шилось по революционному образцу: лифчик с чулками, штанишки на пуговицах, потому что резинки якобы вредны для детского организма. Конструкция напоминала лошадиную сбрую, дети маялись. А в побеждённой Германии успели обратить внимание даже на девочек-подростков и открыли для них линии по производству белья. Оказалось, что это довольно большая потребительская группа.
У нас же в это время весь нательный комплект женщины состоял из нижней сорочки и панталон. Ни эротичности, ни сексуальности не подразумевалось. «И откуда у них только дети берутся?» – под таким девизом в середине 50-х любимец советских женщин Ив Монтан открыл в Париже выставку советского белья. Панталонами, семейными трусами, майками и сорочками артист во время визита в Москву набил несколько чемоданов. Привёз, показал – и мигом стал «невъездным» в наш оплот социализма. Париж, а за ним и вся Европа потешались над советскими женщинами. Над безразмерными «чехлами на танки» – нижними сорочками, над панталонами цвета персика или майского неба.