НАРОДНОСТЬ, НАРОД, НАЦИЯ...

ГОРОДНИКОВ Сергей

В цивилизациях Древнего Египта, Древней Греции и Древней Индии на высшей ступени развития языческих народнических отношений зародилось отвлечённое философское познание, которое поставило вопрос о тождестве мышления и бытия. Но только Сократ в Афинах впервые сделал ясные выводы о том, что определённым образом упорядоченное разумом мышление о наиболее целесообразном человеческом поведении изменяет проникающегося таким мышлением человека, начинает определять связанное с ним бытиё, в том числе и в государственных отношениях. А ученик Сократа философ Платон распространил данные выводы на общественные отношения. Платон разработал учение о том, что идеальный миропорядок, каким его может представить и выстроить философское мышление, способен и должен определять порядок общественных отношений и устройство общественных связей и обязанностей членов общества. Если до Сократа в философии господствовали течения, в которых бытиё определяло сознание, то после него стали набирать влияние философы, которые искали способы выводить страны и общества языческого строя из состояния духовного, религиозного кризиса на основе представлений, что сознание определяет бытиё.

В действительности

положения “сознание определяет бытиё” и “бытиё определяет сознание” имеют смысл лишь тогда, когда подразумевается диалектическое противоборство определяющего и определяемого, при котором определяющее задаёт направление развития от простого к сложному. Что следует понимать под положением “сознание определяет бытиё”? То, что изменяемое сознанием бытиё в свою очередь само воздействует на сознание, подправляя его в сторону усложнения, но это воздействие бытия на сознание оказывается вторичным, производным от самого сознания. Усложнённое же сознание усложняет и бытиё, которое обратной связью опять воздействует на сознание, переводя его на следующий уровень усложнения. И так далее. При этом сознание всё время остаётся центром управления бытиём. А в исторические эпохи зарождения государств и народностей, когда “бытиё определяло сознание”, определяемое бытиём сознание воздействовало и на само бытиё, однако это воздействие являлось вторичным, производным от бытия, обусловленным развивающейся обратной связью, необходимой для развития социальных народнических государственных и общественных отношений.

Народническое общество в своей сущности было материалистическим, ещё не разорвавшим «пуповину» составляющих его членов с их природным, животным происхождением. Родоплеменное бытиё в нём определяло коллективное и индивидуальное сознание. Это и делало народность неустойчивой в своём существовании без постоянного насилия государственной власти над традициями родоплеменной общественной власти, без стремления государственной власти расшатать устои родоплеменной общественной власти. Однако расшатывание устоев родоплеменной общественной власти подрывало способность государственной власти определять коллективное и индивидуальное сознание народности, подчинять инстинкты индивидуального самосохранения архетипическим инстинктам родоплеменного самосохранения, то есть подчинять индивидуальное сознание общественному бытию, общественно-производственным связям и отношениям. Кризис народнического общества, который не удавалось преодолеть государственной власти языческого строя, был кризисом господства природного бытия над индивидуальным сознанием большинства членов народности. Это был кризис господства архетипических бессознательных побуждений к разделению общественных обязанностей над достигшим определённого уровня развития индивидуальным разумом, который стал рассматривать мир с точки зрения безродного эгоизма и эгоцентризма, видеть в мире только средство для удовлетворения плотских инстинктов потребления. Проблема усугублялась тем, что у человека с распадающимся, ущербным архетипическим умозрением и определённым развитием разума индивидуальное потребление становилось болезнью, с помощью разума приобретало самые изощрённые и извращённые проявления. Это вынуждало мыслителей, социальных философов поставить вопрос о способах выхода из такого гибельного для общественных и государственных отношений устремления человека к безмерному индивидуальному потреблению посредством поворота к идеализму. То есть поворота к такому положению дел, при котором само государствообразующее мышление стало бы определять общественное бытиё, поддерживать архетипическое общественное бессознательное умозрение посредством разрыва непосредственной связи человека с его индивидуальной биологической сущностью, разрыва зависимости разума от индивидуальных инстинктов потребления. Следствием было то, что у индоевропейской расы появились архетипические религиозные учения о человеке, как существе, состоящем из разума, души и плоти. Имеющая божественное происхождение душа принадлежит идеальному царству света, а плоть имеет материальное происхождение, и для спасения человека в боге, в самодовлеющей воле бога необходимо, чтобы душа посредством разума управляла плотью, навязала плоти аскетизм в поведении, в отношении к окружающему миру.

На основаниях развития идеалистической философии в античном мире происходили поиски мировоззрения, способного заменить народническое материалистическое, языческое мировоззрение, а так же поиски отвечающей целям философского идеализма религиозной мифологии, способной заменить народническую языческую мифологию. И лишь тогда внимание мыслителей эллинистического мира привлекло историческое развитие евреев Палестины на основе следования учению о едином боге, который создал мир и человека, а потому, как демиург, требует подчинения языческих родоплеменных отношений неязыческим общественным отношениям. Именно опыт становления еврейского народа оказался первым и очень наглядным примером успеха идеалистического способа управления общественным развитием, когда библейское сознание определило историческое бытиё еврейских племён, с течением времени превращая их в идеалистический народ. Мифология исторического становления еврейских племён в избранный богом народ, переработанная с помощью идеалистических философских мировоззрений древних греков эпохи имперского эллинизма, и легла в основу принципиально нового религиозного мировоззрения Римской империи, которым стало христианство.

Однако идеалистическое мировоззрение не побеждает языческое умозрение без постепенного накопления своего влияния на духовный строй жизни народнического общества, в котором бытиё определяет сознание. Как раз это показывала библейская история евреев, народные отношения у которых стали складываться лишь после вавилонского пленения. Идеалистическое мировоззрение побеждает, когда количественное накопление его влияния подготавливает народную революцию, скачкообразный переход в новое состояние общественного бытия, в новое состояние общественных социальных отношений. И материальные условия жизни, которые сложились накануне народной революции и воздействовали на сознание народности, заставляли духовных руководителей народных революций подправлять идеалистическое мировоззрение для соответствия этим условиям жизни, то есть предреволюционному бытию. Таким образом, само народническое бытиё накануне народной революции, подправив

монотеистическое мировоззрение, определяло мышление послереволюционного народного общества, то мышление или сознание, которое затем начинало определять бытиё этого народа во время его становления и развития. И таким образом неустойчивое, зависящее от насилия государственной власти знати социальное взаимодействие народности превращается в устойчивое социальное взаимодействие идеалистического народа.

Так было и в Московской Руси в 17 веке после великорусской народной революции, которая произошла в самом начале этого века.

Определяемое православным мировоззрением становление народного великорусского общества и государства в течение десятилетий народной Реформации происходило под влиянием того бытия, которое сложилось накануне Великой Смуты. А в Московском государстве накануне Великой Смуты так и не развилась этика ремесленного труда и цеховых корпораций, предпосылки к которой появились ещё в городах Новгород-Киевской Руси. К тому же в Московской Руси у церкви никогда не было серьёзных противников из слоёв представителей городских интересов. Гибель древнерусского государства в тринадцатом веке и последующий надрыв производительных сил восточных княжеств Руси хищническим татаро-монгольским игом несколько столетий препятствовали развитию в них городского ремесла и феодального земледелия, и в Московском государстве перед началом Великой Смуты были относительно слаборазвитыми городские и земледельческие производительные силы и соответствующие им производственные отношения. В стране была крайне низкой общая культура правящих кругов, обусловленная их неграмотностью или отсталой, бессистемной образованностью, а так же низким интеллектуализмом русского православия, полным отсутствием и традиций связи русского богословия с рациональной философией, и университетов по подготовке боярской знати и дворянства к управлению православным государством на основе знаний. Эти обстоятельства оказали гнетущее воздействие на русское народное умозрение. Оно стало архаично библейским, земледельческим и насквозь феодальным, определяя изменение бытия страны в соответствующем направлении.

Народное сознание лишь подправлялось проблемами нового бытия, в котором помимо внешних опасностей, как со стороны европейских государств Речи Посполитой и Швеции, так и со стороны азиатских Оттоманской империи и кочевых племён в лесостепном пограничье, были и серьёзные внутренние опасности, обусловленные неустойчивым положением новой царской династии Романовых. Чтобы укреплять государственную власть, первые цари новой династия должны были широко опираться на соборное представительство всех русских земель и на духовный авторитет церкви, выступающей в роли руководящего сословия при светской власти. Уже при первом царе новой династии, Михаиле Романове, действительным правителем страны являлся его отец, патриарх Филарет. А поскольку напряжённая борьба за коллективное выживание великорусских племён в идее становления народных общественных отношений происходила в подобных обстоятельствах, при духовном и политическом руководстве православной церкви, её сословный авторитет в народном умозрении стал очень высоким.

По мере того, как социальные народные общественные отношения окончательно вытесняли пережитки народнических отношений, а постоянно возрастающее сословное самосознание народного дворянства теснило боярство, сделав немыслимым его удельно-местническое своеволие, внутренняя устойчивость и организованность населения и власти превращали Московскую Русь в совершенно новое по силе и влиянию государство в сравнении с азиатскими соседями. На огромной территории исчезли местные пошлины; военное строительство переместилось к границам; на местах быстро налаживалась хозяйственная жизнь и торговля на основе сословного разделения обязанностей, что способствовало специализации местного производства и непрерывному росту товарно-денежных отношений. Устойчиво увеличивались налоговые поступления в царскую казну. Народное общество, выстроенное идеалистическим православным мышлением, явило себя неизмеримо более сложным и производительным, чем были кочевые племена и исламские народности. Оно стало способным создать и организовать непреодолимые для них протяжённые границы, так как все города и земли страны подчинились царской власти народного сословного государства.

Положительным было и то, что народные сословные отношения не позволяли купечеству и ростовщикам вновь наращивать огромные денежные состояния в столице и воздействовать на власть с позиции спекулятивных олигархических интересов. Купеческие состояния в Москве, как столице народного государства, не шли ни в какое сравнение с теми, какими они были в Москве при Иване Грозном, тогда столице царско-боярского государства. Торговля в народном государстве была поставлена в условия, когда она стала обслуживать земледельческое производство по всей стране, а не подрывать его. Но она слабо способствовала развитию городского производства, так как русское народное умозрение, русское народное сознание, которое окончательно сложилось в середине 17 века, стало крепостническим и земледельческим. Это умозрение было непригодным для осуществления поставленной Великим князем Иваном III цели превращения Московской Руси в Третий Рим, в наследницу великодержавного величия Византии, ибо оно не могло противостоять материальным и организационным ресурсам, которые создавались быстро наращивающими городское производство западноевропейскими, а в особенности протестантскими государствами и народами.

С одной стороны, в окружении царей постепенно нарастала тревога от непрерывного, в течение ста лет, роста материальной, военной и финансовой мощи небольших протестантских государств северной и центральной Европы, в которых бурно складывались совершенно новые, мануфактурные и промышленные производительные силы, совершенно новая цивилизационная этика буржуазно-общественных отношений. А с другой стороны, умозрение русского православного священства, значительной части правящих кругов землевладельцев и податного класса земледельцев государствообразующего народа не воспринимало западный мир реально. Русский народ смотрел на соседнюю христианскую Европу сквозь очки православного мировоззрения, у него православное сознание господствовало над бытиём. Он не в состоянии был осознать необходимость развивать отвечающие духу времени городскую культуру и городские производственные отношения как таковые. Великорусское народное мировоззрение оказалось чуждым восприятию интеллектуальной культуры западноевропейского буржуазного рационализма, в том числе инженерных знаний и естественной науки, так необходимых самостоятельному цеховому ремесленному и, тем более, мануфактурному и промышленному производству.