Народный совет
Шрифт:
Через неделю товарища Лебедева и трех его соратников увезли со встречи с префектом в районной отдел внутренних дел.
– Но вообще у нас спокойно. Есть несколько толковых активистов, которые могут быть полезны, – сказала Мария, – каждый занят своей темой.
В сиреневой кожаной куртке поверх розовой рубашки в огурцах она напоминала гангстера их американского кино про семидесятые. У нее были короткие взъерошенные волосы, большие затемненные очки-телевизоры в толстой оправе и маленькая собачка чихуахуа, надменно семенившая
– Председатель искренне верит, что прошлого главу управы посадили не без помощи Народного совета.
– А ты что думаешь? – я не смогла скрыть своего скептицизма..
– Борьба бульдогов под ковром, – неопределенно ответила Мария.
Опавшая листва накрыла дворы. Лето прошло, воздух стал другим. Ветер лениво трепал пестрые одеяла, развешанные кем-то на веревках, протянутых между деревьев. Рядом сияла свежими красками новая детская площадка. На лавочках уютно пристроились мамочки в плюшевых спортивных костюмах. Они болтали и пили энергетики из жестяных банок, пока их дети копошились в песке.
– Твоя собака гадит, – заметила я.
Мария обернулась.
– Молодец, Лелик! – одобрила она.
– Это же детская площадка!
– Да, – спокойно согласилась Мария, – везде, кроме нее, я убираю за Леликом. Видишь куст? – Она указала направление и я увидела потрепанный неудачной формовкой, облезлый куст. – Там наши мамашки стихийно организовали общественный сортир.
Я перевела взгляд на мамочек. Те были заняты беседой и не обращали на нас никакого внимания. Мария продолжила:
– Благоустройством этой площадки я вынесла мозг и управе, и совету депутатов, потратила кучу времени и нервов. Даже трафа на Активном гражданине закупила. А когда попросила водить детей посрать домой, вежливо причем, была очень невежливо послана куда подальше.
Активизм не учит человеколюбию, подумала я, глядя на Лелика, энергично накидывавшего задними лапками тяжелую листву на место своего преступления. Из пятнадцати человек, голосовавших против вхождения моего дома в программу реновации, шевелились только я и сосед. Остальные только морально поддерживали, ссылаясь на сильную занятость.
– Юрист говорит, что может сработать коллективный иск, – сообщил мне муж итог своих переговоров и объявил бюджет мероприятия. Так я осталась вообще в гордом одиночестве.
Но протокол, попав в префектуру, затерялся где-то в ее недрах, готовый всплыть когда-нибудь в будущем, в самый неподходящий момент.
– Если их устраивает человеческое говно, значит они не против и собачьего, – подвела итоги Мария и мы продолжили свой путь.
– Почему не напишешь об этом в группе?
– Потому что каждый раз, когда кто-то вляпывается, он сам обязательно сообщает об этом.
Судя по статистике районной группы – это происходило минимум дважды в месяц. И сразу же начинался вечный спор мамашек против собачников, пешеходов против велосипедистов, автомобилистов против платных парковок и далее в бесконечное разнообразие. Раньше я думала, что внутри района признаков общественной жизни нет. На деле же, вокруг
– Расскажите немного о себе, – велел председатель Алексеев. Повестка заседания Народного совета подошла, спотыкаясь, к приему новых членов. Я встала, неуклюже задев стул. Мария ободряюще мне кивнула.
– Ну, – начала я нерешительно, – я теперь помогаю Марии вести блог о жизни района. Я неплохо разбираюсь с документами, умею читать и анализировать сметы. И у меня есть достаточно свободного времени, чтобы этим заниматься.
Мне в полной мере удалось ощутить горечь одиночества в противостоянии с превосходящими силами того, что можно назвать роком или судьбой – чем-то настолько могущественным, что мое поражение было лишь вопросом времени. Я хотела быть полезной Народному совету в надежде, что впоследствии они смогут оказаться полезными мне. Стены моего маленького Рима были разрушены, и я видела бессмысленную и тупую толпу варваров, пожиравшую все на своем пути, в полусонном состоянии ведомую кучкой местных чиновников к их бюрократической выгоде. Воистину сон разума рождал чудовищ. И они, до того существовавшие за границей моего внимания, теперь вторглись в мою жизнь и требовали подчиниться воле большинства.
Я была несогласна с таким положением вещей и, хотя осознавала заведомый проигрыш своей позиции, решила приложить все возможные усилия, чтобы победа не далась им слишком легко. Меня вел страх, но целью моей было понимание. Я хотела разобраться в том, что творилось вокруг меня и можно ли было на это влиять в свою пользу. Стремление мое было еще не отчетливым, а мысль слишком запутана, чтобы проговорить ее вслух, поэтому я молча ждала решения.
– Давайте голосовать! – скомандовал председатель и совет единым порывом поднял руки "за".
Поздним морозным вечером я возвращалась со встречи совета. Резкий ветер проникал в самое нутро, глаза залеплял снег. Зайдя в "Пятерочку", чтобы купить сигарет, я заметила Веронику Леонидовну за кассой. Она была сосредоточена и не замечала меня, пока я стояла в очереди. Прошло полтора года, наши отношения кое-как наладились.
– Ой, Дарья, здравствуйте! – приветствовала она, когда я наконец подошла.
– Добрый вечер, Вероника Леонидовна! – мой голос звучал тепло и дружелюбно, я улыбалась ей, – Две пачки тех сигарет, пожалуйста.
Она достала из стенда, что мне было нужно, и, пока я расплачивалась, заметила:
– Я видела репортаж про дома по реновации, это ужас, Дарья! – ее красивые зеленые глаза были полны трогательного недоумения, – я так переживаю теперь, что чуть было не втянула нас в это все! Как бы соседи меня проклинали.
Я не верила своим ушам.
"Прикол! Леонидовна стала резко против реновации!" – написала я Марии, выйдя из магазина.
«Ожидаемо», – пришел немедленно ответ.
Касса продолжала монотонно пикать вслед проносящимся мимо датчика разнообразным товарам.