Народы и личности в истории. Том 2
Шрифт:
Молотом, чьи удары ослабили австрийскую твердыню, стали славянские народы. Хотя и другие приняли участие в разрушении альпийской Бастилии. Вот как характеризовал процесс пробуждения славян Н. Я. Данилевский в его книге «Россия и Европа»: «В 1848 году крепость, защищаемая Меттернихом, была взята штурмом, герметически закупоренный сосуд – разбит, снотворный туман – рассеян. Неминуемость разрушения наступила, потому что наступило пробуждение. Где мы? – начали себя спрашивать просыпающиеся народы, – что всегда составляет первый вопрос… – В Австрии. – Кто мы? – чех, словак, серб, хорват, русский, мадьяр, немец, итальянец. – Зачем же не в Чехии, не в Сербии, не в России, не в Венгрии, не в Германии, не в Италии? И что же такое Австрия, которая нас всех заключает? Где же это внешнее могущество, нас всех подчинившее? Где же сама Австрия, наложившая на нас и свою власть, и свое имя, подменившая во время сна нашу жизнь своею жизнью?.. И пошли народы расколупывать замазку, которая, собственно, и составляет то, что слывет под именем Австрии». [563]
563
Данилевский
Эта борьба культур продолжалась, разумеется, и на новом этапе истории… Стоило только чехам добиться от Вены решения о признании народной школы национальным учреждением с обучением на родном языке (1848 г.), а в Праге и других городах открыться чешским двухгодичным педагогическим курсам (К. С. Амерлинг), как со стороны австрийцев последовали драконовские меры. «Что-то немец выдумал сегодня, разрази его стрела Господня!» (Ш. Петефи). Министерство просвещения и религиозных культов империи закрыло двери гимназий перед выпускниками приходских школ, не прослушавшими всех предметов на немецком языке. В старших классах чешских гимназий занятия вообще велись только на немецком (1853). Двуязычие распространилось и на реальные училища, хотя в этом были свои положительные моменты. Знание немецкого языка никому не повредит (в том числе славянам). И все-таки считать процесс германизации чешской и словацкой школ позитивным явлением нельзя. К началу 70-х годов XIX в. доля чешских школ в учебной сети Чешских земель составляла чуть более половины от их общего числа. Число лекций на чешском языке росло, хотя этот процесс шел медленно. В Пражском университете ощутимо засилье «германизма»: в 1882 г. произошло деление университета на чешский и немецкий. [564]
564
Ритчик Ю. Национальная классика. Чешская культура третьей четверти XIX века // Становление национальной классики. М., 1991. С. 64.
Ян Гус.
Столь же нелегким было положение и словацкого народа. Показательна судьба замечательного словацкого поэта Яна Коллара (1793–1852). Его считают идеологом «будителей» славян. Коллар получил превосходное образование, обучаясь в Йенском университете, где познакомился с Гете, с немецкой и французской философией и литературой. Отдавая должное немецкой культуре, он никогда не забывал своих национальных корней. Даже в чужой земле поэт помнил о том, что здесь некогда жили его предки, славяне. Со скорбью и печалью Коллар говорил: «Это были думы о гибели жившего здесь некогда славянского народа, о могилах дорогих предков. Каждый город, каждая деревня, каждая река и гора со славянским именем казались мне могилой или памятником на этом великом кладбище». Поэтому его и совершенно не привлекала благополучная, обеспеченная жизнь в чужой земле. В 1819 г. поэт вернулся на родину, пожертвовав даже любимой девушкой. Избраннице он выразил свои чувства так: «В Германии я мог бы, пожалуй, осчастливить одного себя – я верю, Вы поймете это правильно, – но я ощущаю в себе силы, отвагу, призвание трудиться на благо народа. Лишь только несчастье, неблагодарность или изгнание, быть может, приведут меня снова к Вам, а пока я хочу жить и умереть для своей родины».
Неужто же народы Чехии и, особенно, братской нам Словакии вновь станут рабами у новых хозяев в XXI в.?
Какое величие, какая самоотверженность! И какой урок нынешним господам российским артистам и ученым («великим гражданам мира»), покинувшим многострадальную Россию во имя ублажения чванливой, пресыщенной Европы!
Хотелось бы, чтобы молодые сердца славян и русских в наши дни навсегда сохранили любовно-трепетное чувство к той родной земле, горстка которой дороже всех «копей царя Соломона». Тогда, быть может, их жизнь наполнится высшим смыслом, и они скажут вместе с великим Я. Колларом:
Не стоит имя родины святоеприписывать стране, где ты живешь.есть родина, что в сердце бережешь, —и не отнять ее у нас с тобою.И, если ты увидишь, что страноювладеют палачи, измена, ложь,свой дух с народным духом ты сольешь,чтоб вместе воспрепятствовать разбою.Душе невинной дороги, конечно,и эта вот река, и дом, и дол,дарованные пращуром навечно,но нерушимы родины границы,их не коснутся зло и произвол,когда душа с душой объединятся.Борьба за господство в мире остро поставила перед Германией, напоминавшей на рубеже XVIII–XIX вв. лоскутное одеяло, задачу объединения. Бывшая империя, которую называли «монстром», походила на разношерстную свору «мопсов» (2 тысячи самостоятельных территорий). Правда, в подобной мелкой государственности были и некоторые положительные моменты, которыми немцы умело воспользовались. Во многом благодаря такому федерализму создавалось великое искусство. Несмотря на раздробленность немецких земель, певцы, музыканты, писатели получили известную свободу творчества. Великая Французская революция и Наполеон разожгли в сердцах германцев воинственный дух. Романтики подняли знамя патриотизма. Молодежь Германии, ее поэты и писатели, скорбя по униженной родине, вставали в ряды бойцов за ее будущее (Клейст, Кернер, Рюкерт, Уланд, Платен, Шенкендорф). Клейст описал битву в Тевтобургском лесу, воспевая восстание свободного народа против чужеземного ига. Вождь Арминий говорит римскому центуриону: «Пока
Особую роль в деле упрочения нации всегда играли государство и законы. О примате государственной власти в Европе писали многие (Н. Макьявелли, Ф. Сансовино, Дж. Ботеро, П. де'Авити). Мысль о том, что немцы особо тщательно почитают закон и порядок, не нова. Школа «государствоведения» возникла в Германии в конце XVI – начале XVII вв. В Германии страноведение обрело статус университетской дисциплины во второй половине XVII века. Наука называлась «Staatenkunde» и ставила задачей описание государственного устройства, системы права, конституций, населения, территории, ресурсов, религии, культуры и обычаев разных стран. В 1660 г. преподавание этой дисциплины начал Г. Конринг (1606–1681) в университете г. Гельмштедта. Он вслед за Аристотелем выделял четыре группы фактов описания государств: материальные, целевые, формальные факты действия.
Его дело продолжил Г. Ахенваль (1719–1772). Он ввел такое понятие, как «статистика», подразумевая под ней смесь «конституциональной истории, элементов политической экономии и способов управления». Основной ценностью нации и государства он считал «людей» и «землю».
На этих же позициях стоял его ученик А. Шлецер (1735–1809), одно время работавший в России (в 1767 году он вернулся в свой родной Геттинген). Он говорил: «Земля и люди составляют существо государства. Из этих двух источников и проистекают богатство, могущество и счастье государства». [565]
565
История теоретической социологии в 5-ти томах / Под ред. Ю. Давыдова. Т.1. М., 1995, С.177–179.
Уж сколько лет мы, кажется, никак не можем понять этой истины. Земля и люди в России брошены на произвол судьбы.
С именем Августа Людвига фон Шлецера связана целая эпоха в Геттингенском университете. Им тут читались лекции по имперскому праву, народному праву, естественному праву, по теории государственности. Прав автор очерка о нем К. Ролль, говоря, что вопрос о соотношении трудов Шлецера по русской истории с его теориями в области государства и права остается практически неизученным. В России больше болтают о крепости государства, нежели всерьез занимаются его укреплением. Сколько «великих умов», а никто не понял, что именно жесточайшая немецкая дисциплина и порядок, доведенные до уровня автоматизма муштры, рефлексов нации (может именно поэтому), сделали народ экономическим хозяином и лидером Европы. У Шлецера есть фраза, которую надо начертать на каждом телеграфном столбе России: «Без оформленного государственного объединения люди не становятся людьми. Это явление всеобщее. История народов подтверждает его везде и без исключения, а метаполитика (т. е. описание человека до того, как он создал государство) объясняет». [566]
566
Немцы в России. Проблемы культурного взаимодействия / Отв. ред. Л. В. Славгородская. СПб., 1998. С. 92–93.
Как считает один из ведущих современных ученых-правоведов Германии профессор Т. Эльвайн, в XIX в. государственные образования на немецкой земле всю свою политическую энергию вынуждены были концентрировать на внутреннем строительстве, на создании добротной системы управления, упорядоченной системы образования, на содействии развитию местной культуры, одним словом – на утверждении приемлемой жизни и порядка. Однако в этом были и очевидные минусы. Если бы многочисленные князья Рейнского союза продолжали править Германией и впредь, то никакой бы единой Германии никогда не было. Каждый из них заботился бы только о своих интересах. Охочий до афоризмов Наполеон как-то сказал, что немецкой нации даже и ночной сторож не нужен. Порой и наполеоны ошибаются. О его недальновидности говорит следующая фраза: «Поскольку в Германии нет ни Америки, ни моря, ни англичан, как в Испании, то ее нечего опасаться, даже если бы немцы были столь же ленивы, бездеятельны, суеверны и послушны монахам, как испанцы. Да стоит ли бояться такого порядочного, разумного, выдержанного и терпеливого народа, который настолько далек от любых эксцессов, что во время войны в Германии ни один солдат не был убит местным населением!» Наполеона не насторожило даже и то, что на него покушался сын протестантского пастора Фридрих Штапс, считавший, что, заколов императора французов, он «сослужит службу Германии и Европе». [567]
567
Людвиг Э. Наполеон. М., 1998. С. 369.