Нарушая правила
Шрифт:
— Я сам все сделаю, — уверяет меня змей-искуситель. — Заеду за ними, загружу их шмотки и привезу. Не знаю, прими пока душ, побрейся, сгоняй за резинками, — еще и ржет надо мной.
— Иди в жопу, советчик, — осаждаю его. — Я даже не дома.
— Тогда тебе стоит поторопиться, — распоряжается Немцев. — Только полегче с подкатами. Помнишь наш разговор про деревенских дурех? Я говорил “одна роза”! Одна, братан! Как сейчас помню! А ты сколько ей приволок? Петрова задрала меня с твоим букетом, ждет, что я ей такой же подарю. Не делай
— Черт, Фрицуха, ты сегодня заглохнешь? — ворчу я, пытаясь скрыть нахлынувшее воодушевление. — Стрекочешь как сорока.
— Все. Жди меня, и я вернусь, — на этом звонок обрывается.
Отлично. После ухода матери не прошло и пяти минут, а я уже встрял.
Она хочет, чтобы я избавился от одной девушки, а я собираюсь приютить сразу двух.
И это так смешно и нелепо, что самому не верится.
Мама точно будет в ярости. Но в конце концов, что она сделает, если узнает? Поставит в угол? Снова отберет машину? Лишит содержания?
Размышляя о возможных последствиях, я понимаю, что любой исход — фигня в сравнении с тем, о чем говорил Фриц.
Игра, определенно, стоит свеч. Тысячу раз стоит.
Мой пульс учащается, внутри зарождается какое-то первобытное чувство.
Я хочу покорить ее, завоевать, сделать своей. Мне нужно, чтобы эта девушка смотрела на меня по-особенному, не как на благодетеля, а как на…
Черт. Что со мной творится?
Забудьте, что я сказал. Ок?
Я не Фриц и не питекантроп какой-нибудь.
Я просто хочу помочь девчонкам в трудной ситуации.
Так и запишите.
Глава 11. Дина
Часом ранее…
Хорошо, что Катя, моя сменщица в кофеточке, работает дистанционно и в любой момент может меня подменить. Пришлось снова ее просить, иначе я бы просто рядом с кофемашиной окочурилась, потому что состояния очень хреновое.
Меня знобит.
Хочется поскорее добраться до кровати и залезть под одеяло. Голова квадратная, все тело ломит, даже мыться сил нет.
Ненавижу болеть. Ненавижу болеть!
С такими мрачными мыслями я кое-как поднимаюсь по лестнице общежития, и уже тогда слышу истеричные вопли Валентины Петровны.
В народе, Законы Порядковны.
Для более отчаянных — Драконы Геморроевны или мадам Гемор. Это смелое творчество наших соседок.
Ее голос ни с чем не спутаешь. Она рокочет им на весь блок как военный истребитель. Предполагаю, что кто-то крупно встрял, раз она так надрывается, и думаю, как бы мне незаметно просочиться мимо этой горгульи.
Да не тут-то было.
— Вот она! И вторая появилась! — с явным негативом в голосе восклицает Валентина Петровна, увидев, как я робкими шагами крадусь вдоль стеночки. Я все еще надеюсь, что
— Про меня? А что случилось? — спрашиваю еле слышно.
— Ты смотри, она не понимает! Тоже, видать, обкурилась, да? — зло усмехается женщина, глядя на меня.
Я хлопаю глазами.
— Валентина Петровна, вы чего такое говорите?
— Бесстыжие! — цокает языком женщина.
С тревожным чувством я захожу в комнату и вижу довольно странную картину: Аня сидит на кровати, перед ней стул с лампой для маникюра, окно нараспашку.
— Аня, что тут такое? — спрашиваю подругу.
— Меня выселяют, — Петрова поднимает ко мне измученное заплаканное лицо. Ее подбородок дрожит, плечи поникли.
— В смысле? Как? За что?! — трясу головой.
— Я палочки жгла! А потом… — девушка разражается бурным плачем.
Я морщу лоб.
— Какие палочки, Аня?! — подхожу ближе и касаюсь ее плеча.
Аню всю трясет от рыданий.
— Ароматические! — всхлипывает она. — Я сидела, ногти себе делала и зажгла палочки, для атмосферы, а потом пожарная сигнализация сработала! — объясняет дрожащим голосом. — Нас всех эвакуировали, пожарные приезжали.
— Пожарные приезжали! — зло передразнивает Дракона, стоя у меня за спиной. — Курить не надо было в комнате!
— Да я не курила! — рявкает Аня. — Это палочки! Вот они! — трясет небольшой прямоугольной упаковкой. — Я не вру! Скажи ей! Это обычные благовония!
Я тянусь и беру упаковку.
— Так, тут на китайском написано, — кручу ее в руках. — Ничего не понятно.
Однако я замечаю, что в двух кружках — на столе и на книжной полке действительно стоят палочки, причем истлевшие.
— Зато мне все понятно! — рычит Валентина, становясь перед нами. — Развели притон, вертихвостки! Наглые! Беспардонные! Откуда вы только такие берётесь шалавы иногородние?!
— Вы выражения выбирайте! — возмущенно говорю я. — Мы вам ничего не сделали!
— А ты бы помолчала! — затыкают меня. — Видела я, тебя то на одной машине привезут, то на другой заберут, — ядовитым тоном произносит женщина. — Приличным девушкам за просто так такие букеты не дарят! — резюмирует она, указывая на букет, подаренный Чемезовым.
Я задыхаюсь от негодования и чувства несправедливости.
— Да как вы можете! Вы же вообще ничего про меня не знаете! — повышаю голос на агрессивно настроенную женщину.
— Все я про вас знаю! — возражает комендант. — Не вчера родилась! Не вы первые, не вы последние! Приезжаете, заселяетесь и начинаете куролесить! Пить, курить, с мужиками крутить! А родители — ни сном ни духом!
— Ничего мы не куролесим! — снова пытаюсь ее вразумить.
— А штраф за сработку кто платить будет? Валентина Петровна?! — хрипло рычит озверевшая тетка.