Нарушитель спокойствия

Йейтс Ричард

И на протяжении следующего часа доктор Спивак продолжал говорить, водя Уайлдера туда-сюда по коридору и лишь изредка прерывая свой рассказ небольшими полезными советами.

– Никогда не ложись тут спать, разве что станет совсем невмоготу, – заметил он, проходя мимо ниши с матрасами. – Это логово онанистов.

Но б'oльшая часть его рассказа была автобиографичной. Он происходил из «медицинской семьи», по его выражению. Все его предки по мужской линии были выдающимися врачами в Германии, пока его отец в тридцатых не переехал вместе с семьей в эту страну. Его старший брат был «спецом высшей пробы: первостатейным кардиологом в Корнеллском медицинском центре». Второй брат также неплохо

устроился, если учесть, что великим умом он никогда не блистал: получил работу рентгенолога в госпитале «Маунт-Синай».

– Вообще-то, он тупица, но его тупость того типа, что не бросается в глаза. И он женат на самой шикарной телке, какую ты когда-либо видел: одна из тех крупных висконсинских блондинок с ногами, как… как… с ногами, просто не поддающимися описанию.

Еще у него имелась сестра, которую угораздило спутаться с психиатром, – что может быть глупее и позорнее? Его родная сестра, подумать только, стала женой одного из этих фрейданутых поганцев! Затем наконец дошла очередь до самого младшего и самого лучшего члена семьи: до него самого.

– …Я сполна испил свою чашу страданий после прибытия в Америку. Моя мама вскоре скончалась; в школе меня называли писклявым жиденком и периодически расквашивали нос – но не волнуйся, я не собираюсь пичкать тебя жалостными историями. Я всегда верил, что все смогу преодолеть, и я преодолел. Кстати, в сексуальном плане у меня никаких проблем, так что на сей счет будь спокоен. Никогда не чувствовал в себе склонности к гомосятине и всяким извращениям. Потерял невинность в пятнадцать лет на пляже в Фар-Рокэвей и с той поры натурально барахтался в кисках. Именно что барахтался. Ты женат, Уайлдер?

– Да.

– Что ж, некоторым этого бывает достаточно, но я буду сукиным сыном, если какая-нибудь телка охомутает меня до того, как я сам почувствую себя готовым к браку. Чем ты занимаешься, в смысле работы?

– Продажами.

– Вот как? Это забавно. А на вид ты не настолько туп. У торгашей, по моим наблюдениям, обычно низкий скошенный лоб. Что продаешь?

– Пространство.

Доктор сделал шаг в сторону и посмотрел на него с изумлением:

– Боже правый, да осталось ли хоть что-нибудь в этом мире, не охваченное продажами? Ты продаешь пространство? Какое именно? Воздушное или космическое?

– Думаю, ты сам знаешь, о чем я, – сказал Уайлдер. – Рекламное пространство на страницах журнала.

– А, вот оно что, понимаю. Рекламное пространство. В каком журнале?

– «Американский ученый».

– Кроме шуток? Это впечатляет. Они публикуют очень заумные, навороченные тексты. Если ты врубаешься в такие вещи, ты должен быть…

– Я не понимаю, что пишут в этих журналах. Я просто их продаю.

– Как же ты можешь продавать то, в чем сам ни черта не смыслишь?

– А разве не тем же занимаются психиатры?

За этот ответ он был вознагражден еще одним болезненным тычком и визгливым смехом Спивака.

– А ты не так прост, Уайлдер, – сказал он. – Ну вот, стало быть, я всегда верил, что все смогу преодолеть, и я преодолевал. Сплошь высшие баллы в колледже и мединституте, потом стажировался в клинике Джонса Хопкинса {9} и пару лет назад получил работу здесь. Терапевтом. Считал, что работать в Бельвю – это большая честь; и моя семья считала так же. И я был очень даже хорош в своем деле. Это не бахвальство: я действительно был отменным спецом. А потом – бац! Нехитрая административная уловка – и вот где я очутился в результате. Оцени иронию судьбы.

9

Клиника Джонса

Хопкинса – больница и центр биомедицинских исследований при одноименном университете в Балтиморе.

Уайлдер хотел бы услышать поподробнее об административных уловках, но предпочел воздержаться от вопросов, а Спивак после паузы вновь сменил тему.

– Говоря о гомиках, – сказал он, – ты уже в курсе, что палата ими просто кишит? Извращенцы, наркоманы, опустившиеся пьянчуги. Ты заметил, как часто тут говорят о спасении? «Спаси меня, дружище» и все такое? Под «спасением» здесь подразумеваются сигареты – просьба оставить окурок, – но на самом деле эти слова превратились в подобие примитивной молитвы: ведь их можно услышать и от людей, которые совсем не курят. Все они хотят быть спасенными. Вообще здесь многие подвинулись на религии. Один тип возомнил себя Иисусом Христом во втором пришествии. Возможно, он тут не один такой – Иисус популярен среди маниакально-великих, – но этот вдобавок еще и буйный. Долгое время держится тихо, а потом как закатит сцену! Побудешь здесь подольше – наверняка увидишь. Еще одна деталь: ты заметил, что санитарами здесь работают одни ниггеры? А знаешь почему?

– Нет. Почему?

– А у самого нет догадок? Может, потому, что они от природы «добрые» и «обходительные»? Или потому, что у них врожденное чувство ритма? Еще они боятся привидений и без ума от арбузов {10} . Ты что, только вчера родился? Да просто потому, что ни один белый не согласится работать в таком месте за те деньги, которые им платят. Знаешь, сколько получают эти санитары, тот же Чарли? Угадай.

– Извините, мистер Уайлдер, – произнес Чарли, возникая перед ними. – Эта пижама вам не по размеру, не так ли?

10

…без ума от арбузов. – Якобы чрезмерное пристрастие афроамериканцев к арбузам было одним из расистских стереотипов, не до конца изжитых до сих пор (например, эта тема использовалась в карикатурах противниками президента Б. Обамы). В XIX в. рабовладельцы говорили: «Черных нетрудно держать в узде, если хоть изредка давать им отдых и дольку арбуза».

– Да… великовата.

– Иногда наши ночные дежурные проявляют небрежность в таких вещах. У нас предусмотрено всего три размера пижам: малый, средний и крупный. Человеку вашего телосложения явно требуется малый размер. Я об этом позабочусь.

– Да, позаботься об этом, Чарли, – сказал Спивак. – А заодно почему бы тебе не разобраться с твоим дружком Роско? Я хочу, чтобы этому мелкому гаду было назначено дисциплинарное взыскание. А если он вырубит меня еще хотя бы раз, я отберу у него лицензию. Я понятно выразился?

– Хорошо, только постарайтесь не повышать голос, Доктор.

– Чарли здесь единственный мало-мальски приличный сотрудник, – сказал Спивак, когда они вдвоем продолжили ходьбу по коридору. – Кстати, тебе известно, что это жуткое строение было возведено еще в девятнадцатом веке и с той поры нисколько не изменилось? Взгляни сюда. – Он указал на скамью у стены. – А на столы и скамейки в столовой обратил внимание? Это же все старинные вещи! Антиквариат! Если показать это какому-нибудь ушлому антиквару, он с ходу выложит по тысяче баксов за штуку. Да, вот еще тебе совет: остерегайся Роско. В мое первое здешнее утро он на полтора часа оставил меня сидеть в моей собственной моче. Полтора часа! И это после того, как я семь раз попросил его выделить мне медицинское судно. И всякий раз этот ублюдок отвечал: «Идите в уборную. Идите в уборную».