Нас называли ночными ведьмами
Шрифт:
…После войны Валя рассказывала:
«Когда теперь вспоминаешь военные годы, частенько спрашивают: а не страшно ли было летать? Трудно ответить на этот вопрос. Конечно, когда попадаешь в лучи прожекторов и не знаешь, куда вести самолет, так как потеряла и землю и небо; когда плоскости самолета превращаются в клочья тряпок, а в полу кабины появляются дыры; когда до линии фронта остается много километров, а мотор перестает работать или барахлит, - конечно, тогда становится страшно… Но совсем ненадолго. Ведь все в тебе устремлено к одному - победить! Ведь знаешь, что ты не одна,
Да для страха просто не оставалось времени в полете, и по-настоящему он ощущался уже на земле, после того, как все оставалось позади. Когда сядешь, отрапортуешь, да вдруг вспомнишь все, как было, иной раз так и хотелось уткнуться лицом в грудь Бершанской, в грудь подруги и дать волю слезам - хотелось, а через минуту становилось стыдно за это, а потом смешно, а потом весело, просто весело на душе!»
* * *
Мой самолет приближался к вражескому укрепленному району на «Голубой линии». Как ни старалась я подойти к цели неслышно, все равно нас поймали широкие цепкие лучи. И как раз в тот момент, когда Лида Лошманова, мой штурман, готовилась бомбить. В кабине стало светло, к самолету потянулись снизу оранжево-красные ленты: три крупнокалиберных пулемета швыряли вверх огненные шары. [242]
Двадцать секунд я должна была вести самолет по прямой, не сворачивая. Всего двадцать секунд. Пах-пах-пах! Щелкают оранжевые шарики, будто пляшут вокруг самолета, все теснее окружая его.
– Еще немножко… - говорит Лида.
Я послушно веду самолет. Мы с Лидой еще не привыкли друг к другу, присматриваемся. В полете она спокойна, говорит мало, только самое необходимое. Вообще она мне нравится. У нее продолговатое смуглое лицо и умные, немного грустные глаза.
Пах- пах-пах!… Земля плывет под нами медленно, очень медленно.
– Готово, - говорит, наконец, Лида.
Бомбы сброшены. Стреляют кругом. Уклоняясь от трасс, я швыряю самолет то вправо, то влево, то вниз. Уже непонятно, где земля, а где небо. Вижу только блестящие зеркала прожекторов и огненные зайчики, весело бегущие к самолету. [243]
Но почему луна внизу? Ведь это луна! Я узнаю ее - немножко на ущербе… Она светила нам всю дорогу. А зеркала сейчас вверху… Значит, самолет в перевернутом положении! Я делаю невообразимый маневр, все становится на место: луна вверху, зеркала внизу.
Неожиданно рядом с зеркалами - несколько ярких вспышек. Взметнулись кверху снопы искр - и лучи погасли. Еще два взрыва. Это рвутся бомбы, сброшенные самолетом, который летел следом за нами. Кто-то из девушек выручает меня…
* * *
…Мы сидели в своих кабинах и молчали. Боевой задачи еще не было. Мой штурман сегодня - Галя Докутович. Она вдруг сказала:
– На-ат, почему-то мне все еще
Я знала, что и она об этом мечтала, но теперь, с поврежденным позвоночником, и мечтать об этом нельзя…
От земли, щедро нагретой за день солнцем, поднимался теплый воздух, и казалось, что погружаешься в мягкую ласковую волну. Хотелось забыть обо всем, только сидеть так, не двигаясь, и ничего не видеть, кроме темного крыла на фоне неба и голубоватого мерцания звезд, чистых, только что родившихся.
– Когда я вот так смотрю на звезды, - заговорила опять Галя, - мне кажется, что все уже было раньше… И я жила уже однажды, давно-давно, и вечер был точь-в-точь такой же…
Я не прерывала ее, и она вдруг сказала другим, глуховатым голосом:
– Знаешь, прошел ровно год с тех пор…
– Не думай об этом.
– Если бы не ужасная боль по временам… Она мне постоянно напоминает. И так мешает…
– Ты слишком устаешь, Галка. Много летаешь. Так нельзя!
– Я не о том. Я не могу не летать. И не могу простить себе!…
– Но ты же не виновата!
– Виновата. Ранение в бою - это одно. А искалечиться просто так ни за что, ни про что - это совсем другое.
…Стемнело. По-2 стояли в шахматном порядке, готовые к вылету.
– В детстве, совсем еще девчонкой, я мечтала о подвигах. И почему-то была уверена, что погибну как-нибудь трагически… Потом все прошло. А сейчас… - Галя помедлила.
– Я опять чувствую себя девчонкой… [244]
– Все это вздор. Через десять лет мы будем вспоминать этот вечер!
– Не могу себе представить. Странно - почему?
– Просто это еще не очень скоро.
– Странно… - повторила Галя.
Наконец мы получили боевую задачу. Я приготовилась включить мотор.
– Докутович! Галя!
– послышался голос.
Женя Руднева, штурман полка, взобралась на крыло.
– Девочки, как вы посмотрите на то, чтобы вас разъединить на сегодня?
– Почему?
– Летчик Высоцкая просит дать ей более опытного штурмана. Цель сложная, а у нее всего несколько боевых вылетов.
– Ну что ж, если так… - сказала Галя, неохотно вылезая из кабины.
Ко мне пришла Лида Лошманова, кстати, толковый штурман. А в это время по взлетной дорожке, рассыпая снопы искр, бежал самолет. Там была Галя… В эту ночь она уже не вернулась. Совсем.
* * *
Из кубанской станицы Ивановской мы летаем бомбить укрепленные районы «Голубой линии», где немцы, отступив с Кавказа, сосредоточили свои силы.
…Темная безлунная ночь не обещала ничего хорошего: в такой темноте особенно свирепствуют прожекторы, яркость которых усиливается.
– До цели еще семь минут, - сказала мой штурман Лида Лошманова.
В этот момент впереди зажглись прожекторы и сразу поймали самолет, летевший перед нами. В перекрестье лучей По-2 был похож на серебристого мотылька, запутавшегося в паутине.