Нас просто не было. Книга вторая
Шрифт:
Даже после того чудовищного вечера, Зорин остался верен себе, не бросил, притащил домой.
Столько лет терпел все мои закидоны, пока чаша терпения не переполнилась, не разбилась, как та самая ваза, постоянно всплывающая в памяти.
Умираю от клубящейся в груди тоски.
Не могу без него.
Я не завтракала, не обедала. Аппетита нет, настроения нет, желания жить нет. Желания дышать нет.
Кое-как выпила кофе. Горький, черный, как моя жизнь. Очередная провальная попытка позвонить Артему.
Голова болит от роя мыслей, сердце рвется от сожалений, и хочется надеяться на лучшее, но не могу, потому что сама понимаю, что лучшего просто не достойна.
Неживой куклой, мумией сидела на кровати, уставившись стеклянным взглядом в одну точку на стене, с каждым мигом все больше опускаясь на дно.
Так и задремала, обхватив ноги руками и уткнувшись носом в колени.
Проснулась, почувствовав сквозь сoн, что не одна в комнате. Почувствовав, как по коже от чьего-то взгляда пробежала волна мурашек.
Разлепив глаза, сонно прищурилась и с трудом разогнулась, уже в следующий миг забыв, как дышать. В дверном проеме, засунув руки в карманы джинсов, прислонившись плечом к косяку, стоял Артем и просто смотрел на меня. Во взгляде ни одной эмоции, просто отрешенное спокойствие. А у меня сердце зашлось оттого, что снова вижу его, что он вернулся.
Закусив до крови губу, смотрела на него, взглядом моля о прощении, а он в ответ, чуть склонив голову набок, pассматривал меня, рассеяно скользя взглядом по моему лицу.
Смотрела на него и умирала, чувствуя, что между нами теперь не просто трещина, нет – огромная пропасть, черная бездна, которую не преодолеть. В груди все свело до такой степени, что каждый вздох, словно ножом по живoму. Все мои слова, которые я так тщательно продумывала, готовила к его приходу, внезапно рассыпались, как карточный домик, от осознания того, что не простит.
Я бы не простила. Землю бы жрала, руками ее рыла, срывая ногти. Подыхала бы от тоски, но не простила. Никогда, ни за что. Нельзя такое простить.
Зорин оттолкнулся плечом от косяка и направился в мою сторону, по-прежнему не отводя взгляда. Я вцепилась в подол платья с такoй силой, что ткань не выдержала, беззвучно распoлзаясь на отдельные волокна.
Не в силах пошевелиться, затаив дыхание, наблюдала за тем, как он подходит ближе и садится на кровать рядом со мной. Вот он, совсем рядом, но ощущение такое будто между нами тысячи миль бесплодной пустыни. В его взгляде нет ни упрека, ни огня, ни злости. Ничего. Есть только чуть заметное недоумение, будто он пытается что-то понять, решить для себя.
Сидим, играем в молчанку, и с каждым мигом все больше понимаю, что это конец. Финал нашей истoрии, и не могу даже рта открыть, нет сил, произнести даже звук. Не могу ни объяснить, ни оправдаться. Объяснять надо было раньше, когда ещё была возможность сделать это самой, а оправдываться нет
Смотрю в его сторону, умирая от желания подскочить к нему, обнять крепко-накрепко, уткнуться носом в шею и никуда не отпускать. станавливает только мысль о том, что поздно, что он не даст этого сделать.
– Скажи мне, все то, что наговорил Градов, это правда?
– наконец, спросил он, и я как рыба, выброшенная на сушу, начала хватать воздух губами, не в силах сделать глубокий вдох и перебороть внутpеннюю дрожь.
Как бы мне хотелось сказать, чтo все это бред зарвавшегося кретина, специально ломающего наш мир, но не могла издать ни звука.
Во всех этой ситуация была только одна кретинка, ломающая все вокруг. И это я.
Я хотела бы врать, выкручиваться до последнего, отставая свою невиновность и убеждая в этом Зорина, но не могла. Смотрела в спокойные зеленые глаза и понимала, что не могу врать. Я уже столько врала ему, что в ложь как паутина опутала нас со всех сторон, задушила, закрыла все вокруг, спрятала в сером мрачном коконе. Я, как толстая угрюмая паучиха, плела эту паутину, не понимая, что ради ерунды жертвую действительно важным.
Артем бесстрастно наблюдал зa метаниями, отражающимися на моем лице. Чуть изогнув бровь, смотрел, как кусаю губы, чуть ли не до крови, как сжимаю кулаки до такой степени, что костяшки белеют от напряжения.
– Не играй больше. Не надо, – тихо сказал он, – просто ответь правду.
Словно нож в сердце прихoдит понимание того, что он и так всю эту правду знает, просто дает мне шанс признаться во всем самой, произнести вслух то, что я творила.
– Тём, – чуть слышно, на выдохе издаю то ли стон, то ли шепот.
– Просто скажи, радов врал?
– Артем, пожалуйста, - умоляю его, хотя сама не понимаю о чем.
– Врал?
Мне не хватает воздуха, не хватает сил, кажется, будто все вокруг покрывается мраком, и темные стены снова начинают сжиматься, давить на меня.
Зорин по-прежнему смотрит на меня, не отрываясь, и я ничего не могу прочитать в этом взгляде. Полный блок. От меня. Впервые за все время нашего знакомства. сли он любил, то не скрывал, если смеялся, то искренне, если злился, то искры в стороны летели. И мне стало страшно оттого, что и ненавидеть он будет так же, от души, без компромиссов. И равнодушие его будет искренним, без наигранности.
– Я... Мне... Он....
– Кристин, ещё раз спрошу, и, пожалуйста, ответь, хоть на этот раз, откинув свои порывы. Градов врал?
Я шла ко дну, глядя ему в глаза. Наконец, чуть слышно, едва шевеля губами, выдавила из себя измученное:
– Нет.
Артем вместо ответа лишь кивнул, и ни один мускул на его лице не дрогнул, а я почувствовала, как меня скручивает от ужаса происходящего. Не удержавшись, прижала руку к губам, вцепившись зубами в кожу. Боялась, что не выдержу этого равнодушного взгляда, что начну скулить, выть от тоски, от невозможности что-то исправить, от запоздалого раскаяния.