Нас ждет Севастополь
Шрифт:
— Скажите, товарищ лейтенант, — спросил он, растягивая слова, — самолеты, с которыми вы вели утром бой, сами напали на вас?
— Нет. У них был другой курс.
— Значит, вы первыми завязали с ними бой?
— Первый.
Бородихин остановился и спросил в свою очередь:
— Вы считаете, что так и должно быть?
Новосельцев несколько удивленно посмотрел на него и ответил с некоторым раздражением:
— Я считаю, что инициатива должна быть в моих руках. Так учили нас в военно-морском училище. При встрече с противником я
— Они летели бомбить нашу базу, — заметил Корягин.
— Ну вот, видите! — с торжествующими нотками в голосе воскликнул Новосельцев: — Половину бомб не довезли! Жаль, что не удалось подбить!
— Но ведь вы рисковали кораблем, — сказал Бородихин, — жизнью людей. Об этом вы думали?
Новосельцев встал со стула и растерянно проговорил:
— Я не понимаю, товарищ капитан-лейтенант, обвиняют меня, что ли? Вы сами требовали быть активным в море…
Бородихин замахал на него руками, вскинув вверх густые брови.
— Ой, горячий какой! Садись. Не люблю, когда люди стоят. Поговорим спокойно. Командиру дивизиона было доложено, что в бой вы ввязались опрометчиво, без оснований, что во время боя у вас повреждена дымовая аппаратура, часть шкиперского имущества, находившегося на палубе, смыта в море.
Говоря это, он не сводил глаз с лица лейтенанта, а правом рукой постукивал по спинке стула в такт своим словам'.
— Все это — чепуховина, — неожиданно произнес Корягин и встал из-за стола.
— Может быть, и чепуха, — усмехнулся Бородихин. — Но нам надо установить, случайными были действия Новосельцева или заранее обдуманы. Что скажете на это, товарищ лейтенант?
— Я заранее обдумал все.
— И готовы отстаивать ваши убеждения перед кем угодно?
— Буду отстаивать. Партия учит нас быть принципиальными.
— Ну, хорошо, — нетерпеливо сказал Корягин. — Хватит об этом. Действовал правильно. Так и впредь действуйте. Где бы врага ни встретил — бей его смертным огнем.
У Новосельцева отлегло от сердца, но теперь его заинтересовало, кто мог состряпать на него кляузу.
Корягин ответил уклончиво:
— Есть у нас на флоте такие теоретики. Дескать, рисковать не следует, главное, мол, сберечь корабль, а ради этого следует избегать морских боев. Сверхосторожность.
В его зеленоватых глазах появилось злое выражение.
— Как в песне поется: нас не трогай, мы не тронем, — рассмеялся Бородихин. — Кое-кто из береговых стратегов считает, что адмирал Макаров с его взглядами на войну на море безнадежно устарел.
— Разговор на эту тему исчерпан, — заявил Корягин. — Получайте, Новосельцев, задание. Смотрите на карту. Вечером пойдете к крымскому берегу. Вот здесь надо высадить группу разведчиков. Здесь нет подводных камней, но уже дважды тут разбивались шлюпки с разведчиками.
— Все ясно.
— Лейтенант Букреев не пойдет с вами.
— Почему? — удивился Новосельцев.
— Отзывают в штаб флота.
— За какие заслуги?
— Он сын адмирала, — криво усмехнулся Корягин.
Новосельцеву хотелось рассказать о букреевской тетради с мыслями «по поводу и без повода», а также о поведении Букреева во время воздушного боя. Но, подумав, решил, что сейчас не стоит говорить об этом, когда-нибудь потом.
— Привет Крыму, — улыбнулся Бородихин.
— Разрешите идти?
— Идите готовьтесь. Разведчики сами заявятся на корабль. Фамилия их командира Глушецкий.
— Николай? — не удержался от радостного восклицания Новосельцев.
— Знакомы?
— В госпитале вместе лежали.
Радостно возбужденный побежал Новосельцев на свой корабль.
Рядом ошвартовался катер Школьникова, два часа назад вернувшийся с моря. На его палубе было пусто, все спали, за исключением стоявшего у рубки вахтенного матроса.
На причале ему встретился Букреев с чемоданом в руке.
Козырнув, Букреев сказал:
— Прощаюсь с вами.
— Счастливого пути, — сухо отозвался Новосельцев.
Несколько мгновений Букреев молчал, потом, краснея, спросил:
— Вам докладывали, что я во время бомбежки перекрестился?
— Доложили…
— А вы командиру дивизиона?
— Я ему об этом не докладывал.
— Что вы думаете обо мне после этого?
Новосельцев пожал плечами.
— Я не имел времени, чтобы присмотреться к вам.
— А все-таки…
— Хотите откровенно? Не знаю почему, но вы мне антипатичны.
— Догадываюсь почему. Потому что я сын адмирала и это дает мне какое-то преимущество перед рядовыми офицерами, например, быстрее получать повышение по службе. Когда-нибудь я расскажу вам, рад ли я, что являюсь сыном адмирала.
— У Школьникова отец тоже адмирал. Но он мой друг, настоящий катерник. Видимо, не в этом причина.
— У вас есть основание считать меня трусом. Во время бомбежки я действительно немного растерялся. Тому есть причина.
Новосельцев усмехнулся и подумал: «У каждого труса есть причина».
— Жаль, что нет возможности поговорить с вами пообстоятельнее. Я бы вам рассказал такое, что вы поняли бы меня. Но, надеюсь, мы еще с вами встретимся. А пока прощайте.
Он козырнул и пошел к штабу. Новосельцев посмотрел ему вслед и подумал: «Какой-то несуразный разговор был у нас».
На корме своего катера Новосельцев увидел матросов, куривших и о чем-то оживленно разговаривающих. Новосельцев спустился в каюту и позвал боцмана и механика.
— Пойдем к крымскому берегу, — сообщил он и посмотрел на них, пытаясь узнать, какое впечатление произведут его слова.