Наш бронепоезд. Даешь Варшаву!
Шрифт:
Капитан Дмитраш вертел в пальцах портсигар. Мятый, с еще блестящей вмятиной. Третьего дня стреляли. У красного мальчишки-взводного был револьвер «лефоше». Дрянная легкая пулька портсигарного серебра не пробила.
– Курите, Андриан Мелентьевич, – сказал Ватрасов. – Мне не помешает.
– Душно сегодня, – капитан глянул на темную полосу на небе. – Если грозу с хорошим ливнем нагонит, увязнем. Впрочем, чему у нас увязать?
– Спокойнее, – Ватрасов снял фуражку, вытер несвежим платком лысину. – Приказ никто не отменял.
– Слушаюсь, господин полковник, – капитан посмотрел на развалины, откуда солдаты за ноги вытаскивали
Такого не было. Добрармия шла на Первопрестольную, даже не шла, катилась, неслась, разметывая полки и дивизии Советов словно соломенные снопы. Сотни, порой тысячи пленных в каждом бою. Брошенные орудия и снаряды, угрюмые комиссары, с готовностью выдаваемые ненавидящими их красноармейцами. На востоке победоносно наступает Колчак, красные в панике откатываются от Урала. Еще усилие, еще шаг… Тщетно мечется по фронту неистовый председатель Реввоенсовета Троцкий, пытаясь сколотить, удержать и вдохновить тающие красные дивизии. Ульянов-Ленин еще зимой убит в Москве, позже в Петрограде был смертельно ранен в своей служебной машине председатель ужасной «черезвычайки» Дзержинский. Дни Совдепии сочтены. Добрармия с ходу взяла Харьков, открыла прямую дорогу на столицу.
Увязли. Здесь, под Курском. Даже не верится. Навстречу нескончаемым потоком шли и шли спешно сколоченные, плохо вооруженные части красных. Их били, опрокидывали, но их было слишком много. Ревели и лязгали десятки красных бронепоездов, отремонтированные или наскоро склепанные из котельного железа на заводах Курска и Москвы. С глупым, бессмысленным и оттого пугающим упорством умирали в мелких окопчиках бесчисленные «стальные», «железные» и «ленинские» батальоны и роты. Красные упирались, с каждым днем все жестче, все упорнее. Контратаковали, бесстрашно, в лоб, идя на пулеметы и картечь. Терзал фланг Добрармии диковатый конный корпус.
– Борис Евгеньевич, какого черта нам понадобилась эта Суходолка? – пробормотал капитан Дмитраш. – Эти проклятые мастерские, дочиста растащенные и загаженные? Впрочем, это уже бывшие мастерские. Кому нужна груда кирпича, пропахшая мертвечиной?
– Нам нужен Курск, – сказал Ватрасов и, не удержавшись, помассировал висок. – Нам нужна железная дорога. Слышите?
В отупевший мозг толкнулась волна далекого залпа. К городу подошел тяжелый бронепоезд «Иоанн Калита», и его крупнокалиберные орудия пытались достать красные бронеплощадки.
– Ну, Рипке [4] им задаст, – капитан Дмитраш, поправил кобуру. – Пробьем, не в первый раз. Дрогнут. Прикажете выдвигаться, господин полковник?
Да, выдвигаться. Обойти город, сбить красных. Прорваться к Орлу. Там все повторится. А сколько еще разъездов, поселков и просто холмов, на которых отроют торопливые окопчики? И там в Москве? Им некуда бежать. Краснопузая сволочь здесь дома. И иной родины у нее нет. Сгинут минутные вожди, другие уйдут в подполье. Им не привыкать. Большевикам, меньшевикам, анархистам… Сумасшедшим бабенкам с дамскими «браунингами», слесарям, и шахтерам, путейцам и запасливым мужичкам, уже припрятавшим обрубки-обрезы винтовок. Развесить всех на Тверской и Манежной? Фонарей не хватит. Расстреливать пачками в оврагах, топить в прорубях? Россия велика. Да, можно испросить помощи у Антанты. Союзники помогут. Будут слать патроны миллионами и миллиардами. Пароходами. Патроны и советников.
4
Рипке – Владимир Владимирович фон Рипке. Командир бронепоезда «Дроздовец»
Но иного пути нет. Если сейчас отступить, то придут ОНИ. С мозолистыми руками, с хрипом истерик многословных горлопанов, с обманом Маркса и Кропоткина в загнивших, отравленных мозгах. С ненавистью застарелой. Патронов им, естественно, не пришлют. Значит, будут биться штыками. Или опять проруби?
Зимой умирать проще. Господи, дожить бы.
Что-то ударило по погону. На пыли дороги появлялись крупные темные отметины. С опозданием пророкотал гром. Дождь. Гроза…
– Добрый знак, – прокричал уходящий к солдатам капитан Дмитраш.
– Чудо, – пробормотал полковник Ватрасов.
Словно из тысяч шлангов ударили тяжелые косые струи ливня. Фуражка мгновенно промокла, потяжелела.
Все-таки июньский дождь – истинное чудо. Несоизмеримое с непостижимыми размерами бывшей империи, но чудо. Боль из виска медленно уходила.
Колотили по шпалам и просевшей крыше пакгауза звонкие струи. Омывала живая вода лица шеренги лежащих мертвецов. Сквозь раскаты грома доносились приглушенные залпы «Калиты». Капитан Рипке выполнял свой долг.
Капитан Дмитраш через год будет убит в Кельце. Поручика Трегубского повесят в сентябре 1921 после разгрома офицерского партизанского отряда под Гродно. Полковник Борис Евгеньевич Ватрасов умрет в своей парижской квартире 8 декабря 1926 года.
Полковник Туркул за сотрудничество с немецко-фашистскими захватчиками будет повешен по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР 8 марта 1945 года.
Генерал-майор Рипке умрет в 1971 году.
Останется жить Дроздовский полк. Сводная рота гвардейской Южной Дроздовской дивизии, наравне с ротами славных Таманской и Харбинской гвардейских дивизий, станет непременным участником ежегодного парада 9 мая.
Часть первая
Войны не прекращаются. Официальные краткие паузы – всего лишь тактическая необходимость для перегруппировки сил и подведения итогов предыдущего раунда. Войн было и будет много. Уже прошедшие подсчитывают, кто-то декларирует цифру в 15 000, кто-то на порядок больше. Определенный слой эстетов подводит под понятие «война» лишь бойню мировой величины. Все эти вопросы классификации и систематики вполне можно оставить специалистам. Благо и профессионалов, и любителей в военной истории хватает.
Отдел «К» Министерства обороны Российской Федерации занимается военной историей. В ее сугубо прикладном аспекте. Отдел корректирует историю. В довольно примитивной, если не сказать кустарной форме. На большее ни денег, ни людей у Отдела нет и, очевидно, никогда не будет. Ирония ситуации в том, что собственную историю изменить невозможно. А изменения в параллельных реальностях (в узких кругах вульгарно именуемых кальками) мало кого интересуют. Хотя определенный смысл в существовании данного Отдела руководство все же усматривает. Хотя бы с точки зрения наработки теории и анализа ошибок «коррекции». Еще кое-кого Наверху настораживает гипотетическая (пока!) возможность вмешательства некоего чужого Отдела «К» в наше собственное, столь замечательно упорядоченное существование. Ведь там, где не работаем мы, работает кто-то другой, так? Имеются у руководства и иные, тоже весьма неглупые мысли. Посему финансирование Отдела «К» продолжается уже многие годы. Не то чтобы денег выделялось достаточно и поступали они регулярно… Но не будем о грустном.