Наш человек на небе
Шрифт:
Германии срочно требовалось ещё больше пушечного мяса. 26 июня, — хотя боевые действия фактически велись уже с 21, — в войну на стороне Оси вступила Финляндия. Несмотря на многолетнее сотрудничество с Германией, «красавица Суоми» гордилась статусом демократического парламентского государства.
В конце концов, только «демократические страны» имеют право решать, кому считаться демократической страной; лишь «цивилизованные народы» имеют право решать, кому считаться цивилизованным народом — разве это не логично?..
– Я считаю, что Финляндия, так же как и Польша, не имеет причин оставаться в стороне от общей борьбы против большевиков, — заявил верховный главнокомандующий Карл Густав Маннергейм с трибуны Эдускунта [6]
6
сейм, парламент Финляндии.
7
доведись Маннергейму пережить войну, именно эти слова он написал бы в своих «Мемуарах», которые вышли бы в 1951 году.
Карл Густав Маннергейм, маршал Финляндии, был статен, усат и убедителен. В самом деле: поубивать немножко русских, отобрать у них Петроград — разве это не услуга? разве не высокий поступок?.. Депутаты Эдускунта радостно аплодировали; Ристо Хейкки Рюти, президент республики, благосклонно кивал, завидуя тому, как импозантно смотрится Маннергейм в военном мундире с тугим воротничком.
В сентябре 1941, когда поражение Германии ещё казалось немыслимым, именно Рюти заявил:
– Если Петербург не будет больше существовать как крупный город, то Нева была бы лучшей границей на Карельском перешейке. Ленинград надо ликвидировать как крупный город.
Президент знал, что фюрер уже принял решение стереть Ленинград с лица земли, и торопился выказать преданность, очередной раз с беспощадной очевидностью демонстрируя: буржуазная «демократия» всегда и везде, как ей и положено, является не более чем ширмой для самого обыкновенного фашизма. Итак, на Севере нацисты тоже выступили единым фронтом — вот только дело у них не заладилось. Как-то очень внезапно сделалось очевидным, что за прошедшее время русские научились воевать — и демонстрировали просвещённым европейским соседям свои умения хоть и вполне убедительно, но как будто даже с некоторой ленцой.
Выборгско-Кексгольмская оборонительная операция тоже оказалась успешной. Генерал-лейтенант Герасимов, приняв командование 23-й армией, неожиданно цепко ухватился за поступавшую из Ставки информацию. Сведения о предстоящих действиях противника всякий раз оказывались удивительно точными и своевременными, и Михаил Никанорович принял единственно верное решение: отказавшись от массированных контрударов, он «задробил» оборону, свёл её к бесконечно утомительной для финнов последовательности относительно малых операций. В своеобразных условиях Выборгского направления быстро выяснилось, что крайне желательный для немцев удар на юг для сковывания русских сил не мог быть предпринят, так как при любой попытке продвижения части финской Юго-Западной армии оказывались под угрозой уже более серьёзного флангового удара. Конечно, угроза — это ещё не удар. Но финны-то об этом не знали. Беспристрастный историк, безусловно, должен отметить, что важную роль в обороне Ленинграда сыграл и Ворошилов. Именно маршал, прежде чем отбыть в Прибалтику, позаботился о том, чтобы сведения разведки поступали в распоряжение Герасимова приоритетным образом.
Что-то очень личное связывало Климента Ефремовича с Карелией... но по-настоящему беспристрастного историка личное, безусловно, волновать не должно.
Так или иначе, ни блокада Ленинграда с северного направления, ни тем более захват города не состоялись. Сталин сделал выводы из опыта Финской войны 1939-1940 годов — и заставил сделать выводы командование РККА. РККА отразила наступление финнов, отбросила их на позиции, исключающие какую бы то ни было угрозу
Блокадой и не пахло. Город, в котором на тот момент располагалась почти треть всей Советской промышленности, жил, трудился, воевал. В Заполярье развернулась диверсионная война; немецкий флот охотился на конвои — но масштабных боевых действий не велось. Впрочем, оставалась ещё надежда на успех немецкого наступления в Прибалтике.
Но в Прибалтике дела обстояли не лучше.
В первый же день кампании 56-й моторизованный корпус под командованием генерал-полковника Эриха фон Манштейна легко преодолел сопротивление 125-й стрелковой дивизии генерал-майора Павла Петровича Богайчука — слишком уж неравны были силы. Фактически, это и стало единственной безоговорочной победой группы армий «Север». Развивая успех, 16-я и 18-я полевые армии, а также 4-я танковая группа генерал-полковника Гёпнера продолжили наступление по территории Литовской ССР; отмечалось существенно меньшее по сравнению с предполагаемым противодействие русских. Части РККА, не принимая невыгодных условий боя, отступали в организованном порядке. Не мудрствуя лукаво, русские построили оборону с опорой на Западную Двину. Неглубокая и относительно узкая река, безусловно, не могла служить надёжной преградой для вермахта — такой преградой стали грамотно сконцентрированные части РККА, своевременно выведенные из-под угрозы гибели в приграничном сражении.
«Нерушимой стеной, обороной стальной...»
Ресурсы. Всё и всегда — только лишь ресурсы.
Главное — потратить их с толком.
Форсировать Двину с наскоку немцам не удалось. По всей линии Рига
– Двинск развернулись крайне ожесточённые бои. Западную часть Риги пришлось оставить, взорвав мосты; восточная сторона тоже лежала в руинах — немцы подтянули тяжёлую артиллерию. Но главная ударная сила вермахта, железный танковый кулак утратил свою сокрушительную мощь. Теперь Советское командование имело возможность тасовать войска — отводить измотанные и обескровленные части, подтягивать отдохнувшие резервы. Основные потери русские несли от действий вражеской авиации; примерно до конца сентября — затем силы и опыт лётчиков начали понемногу равняться. В общем, блицкриг не задался; война в Прибалтике приняла самый неприятный для немцев характер — позиционный.
Нельзя сказать, что фрицы не пытались проломить русскую оборону... просто уже не могли.
При отражении четвёртого саласпилского десанта неустрашимый и неугомонный маршал Ворошилов, как раз в это время инспектировавший линию фронта, лично поднял бойцов в контратаку.
– Ребятушки! — заорал Климент Ефремович, широко расставив кривоватые кавалерийские ноги на краю траншеи. Закалка Гражданской давала о себе знать. — А ну! Давай их, ура-а!
Ясно дело, увидав перед собой Ворошилова, ребятушки ринулись в атаку. Маршал всё-таки.
– Большой отваги человек, — заметил Сталин, узнав об инциденте. И немедленно снял Климента Ефремовича с должности главнокомандующего войск Северо-Западного направления.
В XX веке война окончательно приняла характер производственного процесса. А производственный, промышленный процесс нуждается не в героизме, а, прежде всего, в грамотном управлении. Знай себе, промышляй фашистскую гадину — и поменьше надрыва, пожалуйста. Нет, без героизма, разумеется, тоже никуда: на протяжении всей своей истории русские, со всех сторон окружённые враждебными племенами, поневоле выработали особый характер. Но в противостоянии СССР с Европой, — а точнее, со всем подлым старым миром, — отстаивалось не только само право русского народа на существование, но и судьба социалистической системы хозяйствования. Эффективность социализма приходилось доказывать на поле брани; да ведь иначе и не могло быть.