Наш человек в гестапо. Кто вы, господин Штирлиц?

Ставинский Эрвин

— Баронесса Грозигк хочет тебя видеть и как можно скорее!

— Что сейчас? — не разобравшись спросонья брякнул Вилли.

— Вечером, дурак! Кто сейчас встречается!

Вилли вздрогнул от сладкого предчувствия. Вот судьба, кажется, и вознаграждает его за терпение. «Она ждет твоего звонка. Осторожно! Цель так близка, что сейчас никакая ошибка не допустима. С самого начала этой штучке надо показать, кто кому должен подчиняться!»

— Ты слышишь? — нетерпеливо переспросил Эрнст. — Она

ждет твоего звонка.

— Слышу, слышу, не шуми! — пробурчал Вилли. — Только боюсь, что ей придется обождать! — Некоторое время он молчал, потом добавил: — Если этой даме что-нибудь от меня угодно, пусть сама пожалует ко мне, точнее куда-нибудь в отель, Эрнст, потому что не могу же я ее принимать в присутствии Маргарет.

Наступила короткая пауза, а потом Эрнста прорвало:

— Идиот, скотина, в какое положение ты меня ставишь!

Вилли молча положил трубку, но уже через две минуты Эрнст позвонил опять:

— Послушай, Вилли, не валяй дурака. Нельзя же требовать от такой дамы, чтобы она посещала мою конуру.

— А я этого и не требую, — сказал Вилли. — Но ты подумай обо мне. Если я так мало значу для твоей Грозигк, что она даже не хочет потрудиться прийти ко мне в номер отеля, то и вся наша затея ломанного гроша не стоит. Тогда мы остаемся при своих интересах.

Он снова повесил трубку и пошел в спальню за одеждой.

— Кто звонил? — сонным голосом спросила Маргарет и уткнулась головой в подушку.

Вечером, к нему на квартиру опять позвонил Эрнст.

— Она придет, — буркнул, с раздражением. — Завтра пораньше сними номер в нашем отеле и приведи там все в порядок.

На следующий день, в начале двенадцатого, баронесса Элизабет фон Грозигк в сопровождении Эрнста впорхнула в его номер. Вилли, одетый в свободную темную куртку, сдержанно ее приветствовал. Элизабет оказалась элегантной рыжеватой дамой лет тридцати пяти, с вздернутым носиком, ярко накрашенными тонкими губами и светлыми, бегающими глазками.

С непринужденной любезностью Вилли поднялся из своего кресла навстречу баронессе.

— Я счастлива видеть вас, — произнесла баронесса. Голос у нее был громкий, с резким северогерманским акцентом. — Господин Эрнст так много о вас рассказывал…

Ее светлые глаза уже осмотрели номер, перепрыгивая с предмета на предмет и нигде долго не задерживаясь.

— Мне очень повезло, что я имею возможность сравнивать мои представления с оригиналом, — продолжала она. — Надеюсь вас не смущает, что я так бесцеремонно все тут разглядываю?

— Вы спасли моего друга, — со сдержанной вежливостью ответил Вилли, — и я вам за это глубоко признателен.

— Значит, вы меня терпите здесь только ради вашего друга? — кокетливо отозвалась она, видимо, ожидая какой-нибудь галантности. Но Вилли промолчал

и пауза затягивалась.

— Я понимаю, — первой не выдержала баронесса. — По тому, что мне рассказывал Эрнст, я могу себе составить некоторое представление о вашем миросозерцании. Я подготовлена к этому также идеологией национал-социалистической партии. В вашем присутствии я испытываю то же чувство, что и в присутствии фюрера. — Она замолчала.

Молчали Вилли, продолжая смотреть на нее твердым, не мигающим взглядом. В сущности это был не его тип женщины, но она была неплохо сложена и мысль о том, что она. Баронесса фон Грозигк, родовита и занимает высокое положение в обществе, тешила его самолюбие. В остальном он в себе не сомневался.

Баронесса смущалась под его взглядом, волновалась и явно чувствовала себя не в своей тарелке.

— Вы правы, — наконец заговорил Вилли. — Нужно понять друг друга. А для этого и та, и другая сторона должна проявить к этому готовность.

— В готовности с моей стороны вы можете не сомневаться, — живо отозвалась баронесса. — У меня она появилась с первой минуты, как только я вас увидела.

Все развивалось по намеченному плану, и когда под конец баронесса робко и кокетливо осведомилась, сможет ли опять она увидеться с Вилли, он, сохраняя достоинство и выдержку ответил ей «да».

Они любезно попрощались и вместе с Эрнстом вышли.

Под вечер Эрнст вновь встретился с Вилли, чтобы обсудить, как действовать дальше. По мнению Вилли держался недурно.

— Ты должен довести баронессу до того, чтобы она сама заговорила с тобой о деньгах, — рассуждал Эрнст. — А когда она заговорит, ты делай вид, что в деньгах ты сущий профан и посоветуй ей обратиться ко мне. Главное, чтобы не ты поднял вопрос о деньгах, а она. И тогда дело будет в шляпе.

Два дня спустя Вилли ужинал с баронессой в ресторане гостиницы. Грозигк щебетала о схожести образов Вилли и фюрера. Она говорила о великой задаче, которая ожидает партию. Она говорила и говорила… За фруктами и сыром Вилли признался, что никогда еще призыв верно служить партии не звучал так искренне, как из уст госпожи Элизабет. При этом он смотрел ей в глаза пристальным, настойчивым взглядом.

Решающая минута настала, когда они перешли в салон пить кофе. Вилли продолжал настойчиво смотреть ей в глаза, а в голове все крутилась одна и та же мысль: «Когда же эта дура наконец заговорит о деньгах!

И, наконец, она заговорила.

— Я понимаю, — сказала она, — если вы решитесь открыть в Берлине то предприятие, о котором мне столько говорил Эрнст, это будет связано с материальными трудностями. Может быть, вы позволите в этом деле немного помочь вам? Я была бы счастлива это сделать.