Наш человек в Киеве
Шрифт:
Я вышел из машины, не с первого раза захлопнув дверь – каждый раз при расставании с таксистом дилемма: то ли ударить дверью посильнее, чтоб закрылась наверняка, то ли проделать это деликатнее, чтобы нервы водителя не пострадали.
Я взял чемодан и пошел к освещенной уличным фонарем табличке «Улица Кропивницкого, дом 14».
Под ноги мне вдруг бросилось невнятное, большое и очень лохматое существо. Когда я запнулся об него первый раз, то я понял, что оно еще и мягкое. Когда споткнулся об него еще два раза подряд, понял, что существо меня запомнило.
– Бандера!
Я не стал закладывать скотиняку, затаившуюся за моим чемоданом. Вид у дворняги угадывался виноватый, но когда я протянул руку, чтобы погладить – приободрить, она резко отпрянула в сторону и скрылась в кустах неподалеку. Под мордой у нее я успел заметить небольшую банку с еле угадываемыми надписями, на кудрях болтались патриотичные желто-синие ленты. А еще мне показалась, что в зубах она держала банкноту.
«Приличный отель», как утверждалось в Сети, оказался замаскирован под обычную хрущевку. На входе меня встретила мощная железная дверь. В полумраке угадывались какие-то вздорные опознавательные знаки, старательно намекающие на платное проживание.
Я позвонил в звонок. Открыла заспанная женщина. Она, ничего не спрашивая, провела меня по коридору, распахнула дверь моей комнаты и тут же ушла в неведомое. Я успел пробормотать «спасибо» и «до свидания».
Мой «отель» возле Бессарабской площади, который я заказал еще в Пулково за пятьсот гривен в сутки, оказался пошлым хостелом. И это за такие деньги! Впрочем, сразу я не стал ругаться, потому что ругаться было неохота, да и не с кем, честно говоря.
Бросив вещи в небольшой полуподвальной комнате с единственным окном, я собрался было поспать на кровати, занимавшей добрую половину комнаты, но тут, конечно, позвонил директор моего родного новостного агентства.
Разговор оказался коротким, но содержательным.
– Молодец, что прошел пограничников, нам с тобой здорово повезло. Первый материал нам нужен уже сегодня, он нужен позарез. Так что бросай шмотки и сразу иди снимать что угодно. Срочно. Нам нужен украинский читатель! И ты его нам приведешь…
Я бросил вещи в комнате, взял камеру и пошел снимать что угодно.
После Петербурга вечерние киевские улицы показались мне необычайно темными. Я некоторое время шел наугад, косясь на редких прохожих, прошел насквозь уже закрытый Бессарабский рынок и вышел на Крещатик. Широкий проспект оказался перекрытым для транспорта – там стояла большая разборная сцена, а перед сценой толпилось несколько десятков юношей и девушек в нетрезвом и веселом ожидании праздника.
– А кто тут у нас такой скучный?! А кто тут у нас не скачет?! Кто не двигается под музыку, тот – кто?! – заорал вдруг мегафон мне прямо в ухо.
В полумраке желтых фонарей, включенных даже здесь, на центральном проспекте Киева, вполнакала, я разглядел упитанного мужика в камуфляжной куртке и при этом в розовой шапочке, с микрофоном в руках. Он гавкал на всех в мегафон, укоряя за малоподвижность.
– Мы любим
– Да!!
– Кто с нами не двигается под музыку, тот есть кто? Тот приехал оттуда?
– Откуда?
– Тот приехал с Востока! Значит, кто с нами не двигается под музыку, тот нам кто? Кто? Да тут есть киевляне, украинцы есть?!
– Есть!
– Кто с нами не двигается под музыку, тот москаль! А москаль кто?
– Враг!
– Молодцы! Поехали дальше!
Публика – в основном, девушки-подростки – на все вопросы и реплики отвечали задорным смехом. Даже когда они кричали про «врагов» и «москалей», они хихикали. А когда со сцены врубили, наконец, музыку, толпа подростков и в самом деле начала скакать, скандируя: «Кто не скачет, тот москаль!».
Помнится, когда директор напутствовал меня в эту командировку, он много чего говорил, в том числе и про подобную идеологическую накачку, но мне, честно говоря, не очень в это верилось. Но вот, поди ж ты, в самом деле скачут, да ведь как задорно.
– Ты почему не скачешь?!
Вопрос был адресован все тем же затейником персонально мне. Я было отмахнулся, но он вовсе не шутил:
– Кто не скачет, тот москаль! Надо скакать!…
Девушки вокруг меня принялись скакать с удвоенной энергией, потом одна, в футболке [2] с надписью «Патриотический дансинг», схватила меня за руку и попыталась втащить в толпу перед сценой.
– Нужно танцевать, скакать, нужно весело двигаться! Ну что же вы стоите, так нельзя, как вы не понимаете!
2
В феврале?
Я неуклюже потоптался на месте, и она разочарованно замерла рядом со мной.
– Почему вы не танцуете? Вы откуда к нам приехали?
– Из Минска, – честно признался я, не уточняя исходную точку своего путешествия.
– Ну вот, хороший город Минск, а вы его позорите. Надо танцевать! Вы просто не знаете, как у нас тут весело, и ни о чём не надо думать.
У меня вдруг что-то щелкнуло в голове, и я уточнил у нее, перекрикивая музыку:
– Нужно, чтобы было весело, и ни о чем не надо было думать?!
– Ну конечно, именно так! – согласилась она и принялась танцевать вокруг меня, ритмично двигая толстыми бедрами. Она была совсем не в моем вкусе – коренастая, скуластая, коротко остриженная. Я все так же неловко потоптался еще немного на месте, но ей быстро надоело меня уговаривать, и она переключилась на зрителей рядом.
– Что стоим? Все танцуем! Кто не скачет?
– Тот москаль!
– Слава Украине!
– Героям слава!
Я осторожно отошел в сторонку, к стене массивного сталинского здания. На табличке в свете разноцветных фонарей от сцены читалась надпись: «Київська міська державна адміністрація». Красный – синий – зеленый, красный – синий – зеленый. Не так я представлял себе дрожку, когда читал про все это лет двадцать назад.