Наш дом стоит у моря
Шрифт:
— Кончай. Ну?..
И даже кулаком пригрозил.
Пришлось мне отойти от обрыва.
А Вовка все бросал. Молча, ожесточенно. И каждый раз, когда он, размахнувшись, швырял с подскоком камень, из груди его вырывалось громкое «гых». Точно такое «гых», как у взрослых, когда они рубят дрова.
Один камень Вовка швырнул так далеко, что он долетел до казармы и со звоном высадил стекло.
Вовка бросал и бросал. И я не выдержал. Я подошел к брату и сказал:
— Ленька, мы предатели.
И тут же мне пришлось отскочить в
Вовка бросал все медленней и медленней. И уже без подскока.
У него оставался еще большой запас камней, когда он вдруг остановился и повернулся к нам. Руки у него дрожали, уголки губ дергались, и к этим уголкам стекали мутные слезы, волосы на лбу слиплись от пота.
— Сволочи! Трусы! — крикнул нам Вовка прямо в лицо и, шваркнув изо всей силы камнем о траву у своих ног, медленно пошел на выход, к зданию галереи.
Мы с братом пошли следом за ним.
— Послушай, Солова, — взял его за руку Ленька, — ведь этим не поможешь теперь, ты же понимаешь…
Вовка молча оттолкнул его руку.
Так мы и возвращались домой: Соловей впереди, мы с Ленькой сзади, чуть поотстав, будто виноватые.
А в Малом переулке мы вдруг встретили Колю Непряхина. Под мышкой у Коли был объемистый сверток.
— Здорово, хлопцы!
Вовка не ответил и хотел было пройти мимо не здороваясь, но Коля остановил его:
— Ты чего, Володя?
Соловей хмуро молчал. Коля переложил сверток в культяпку и взял Вовку за подбородок.
— Что, опять ходили?
Вовка не ответил и упрямо высвободил голову. Тогда Коля сказал:
— Ну-ка, хлопцы, минуточку, — и бухнул сверток прямо Вовке в руки. — Понимаете, какое дело: паек вот получил. За две недели. Подсобите донести?
— Что за вопрос, — ответил Ленька. — Конечно, подсобим.
Ленька хотел было взять у Соловья сверток, но тот не отдал.
…Коля жил на спуске Кангуна, рядом с Таможенной площадью. Во дворе длинные деревянные веранды в два ряда, увитые виноградом.
Мы поднялись на второй этаж, прошли полтора десятка дверей и остановились в конце, у самой последней, возле которой шипел синеватым пламенем примус.
Дверь нам открыла маленькая женщина в штопаном цветастом переднике и морской тельняшке с закатанными по локти рукавами.
Коля нагнулся, поцеловав ее в щеку:
— Здравствуй, ма.
— А это что за голота? — строго спросила женщина.
— Это не голота, ма. Это ребята… те… Помнишь, я рассказывал вчера?
— А-аа, стрелки?..
— Вот-вот, они самые.
— Ну что ж, заходите, стрелки, коли пришли. Только ноги вытирайте. Вон половик.
Коля взял у Соловья сверток и отдал женщине:
— Тут паек, ма. Накормишь?
— Накормлю, накормлю. Ступайте в дом.
Мы по очереди потоптались на половике.
Я вошел в комнату первым, сразу же вслед за Колей, поднял голову и шарахнулся
— Ты что, сбесился? — толкнул меня в спину Ленька, которому я отдавил ноги.
А Коля, увидев мой испуг, рассмеялся, легко взял зверя с комода и опустил на стол:
— Это же чучело, Саня. Чучело.
Зверь был чуть побольше домашней кошки. Выгнув спину, он присел на задние лапы перед прыжком да так и застыл навечно. Шерсть у него серая и наполовину седая. А копчик пушистого хвоста черный. Хвост штопором, морда заостренная, и глаза блестят, как живые.
— Мангуста-ихневмон, — погладил Коля зверя по шерсти. — Из Египта я его привез. «Ихневмон» по-арабски — «ищейка». Мангуста разыскивает змей и уничтожает их. Воинственный зверек. И очень полезный. И ты зря струсил, Саня: на людей мангуста не бросается. У арабов, например, это священное животное. Да ты потрогай. Потрогайте, ребята…
Ленька и Соловей потрогали мангусту, а я спрятал руки за спину:
— Я лучше потом, после…
Коля поставил зверя обратно на комод.
— Сейчас будем ужинать. Ну-ка, помогайте накрывать на стол. А маму мою вы не бойтесь: это она только с виду такая строгая. Зовут ее Ольга Ивановна. Ну, рассаживайтесь…
Я сел возле комода, а мангуста оказалась у меня за спиной. Я сразу ощутил на себе ее кровожадный взгляд и передернул плечами — еще кинется, чего доброго. Но когда Ольга Ивановна опрокинула в казанок с дымящейся гречневой кашей банку свиной тушенки и по комнате разлился ее аромат, я сразу же забыл про мангусту. Я пододвинул тарелку к себе поближе и принялся работать ложкой.
Ленька наклонился ко мне через стол и шепнул:
— Ты в гостях, не забывай.
Когда с кашей было покончено, Ольга Ивановна принесла и поставила на стол литровый бутылек с компотом. Я первый ухватился за кружку.
И опять Ленька наступил мне на ногу: «Ты в гостях…»
Я высвободил ногу и в ответ пнул Леньку. Ленька — меня. Я — его. Стол задрожал, наклонился.
— Вы что, сказились? — крикнула Ольга Ивановна, подхватывая бутылек с компотом. — А ну, прекратите!
Ленька покраснел:
— Извините…
А сам кулаком мне исподтишка. Вот привязался на мою голову, поесть не дает как следует.
От компота Коля отказался.
— Спасибо, мама. Я выйду покурю.
Коля взял кисет и вышел на веранду. Мы допили компот, проглотили фрукты и тоже поднялись:
— Спасибо…
— Ну-ка, сядьте, — приказала Ольга Ивановна. — У меня к вам еще разговор есть. Серьезный. Сядьте.
Она убрала со стола и тоже присела.
— Долго, значит, размусоливать мы не будем: люди вы взрослые, поймете, что к чему. Дело у меня такое — больше вы туда, до Колиной службы, ходить не будете. Ясно? И не просьба это — наказ… Ты, что ли, у них за старшого? — спросила она у моего брата.