Наш грешный мир
Шрифт:
– Вообще я хотел с Петром Моисеевым встретиться, – сказал он после. – Мне сказали, что его нет в офисе, и я приехал сюда, к дому.
– Откуда вы узнали, где мы живем? – напряглась Аня.
– Дал кое-кому денежку, и мне сообщили адрес.
– Кому?
– Анечка, какая разница?
– Секретарю? – У мужа была новая помощница – бессменная Катенька вышла замуж за грека и уехала жить в Салоники.
– Нет. В самой фирме со мной никто не стал разговаривать. Но возле здания есть стоянка такси, а ваш муж иногда пользуется услугами… В общем, мне не
– Понятно.
– Водитель сказал, что у Петра есть жена и детки-близнецы. Я никак не мог подумать, что его супруга – внучка Элеоноры. Для меня это было шоком.
– Но как вы узнали, что я – это я?
– Жена Петра? Я наблюдал сцену прощания с детьми и свекровью. Услышал имя Петр и догадался, что вы госпожа Моисеева.
– Нет, я хотела спросить, с чего вы взяли, что я ее внучка?
– Вы назвали дочь Линой. Элеонорой, не так ли? В честь своей бабушки? На которую вы очень похожи!
– Бросьте.
– Я вас уверяю.
– Андрей Геннадьевич, меня родила приемная дочь Элеоноры Георгиевны. Я не могу быть на нее похожей.
– Но она родила вас от Сергея Отрадова, брата Лины.
– Откуда вы знаете?
– Напоминаю, я был очень хорошим другом вашей бабушки. Я хранил много ее секретов, в том числе этот. И о «Славе» я знаю. Хранителем бриллианта она сделала не меня, а Кон-Невского, зато доверила мне другую тайну.
– Какую?
– «Слава» – наследство отца. Сокровище рода Шаховских. Но у Анненковых, а ее мать в девичестве носила эту фамилию…
– Я в курсе. Ее звали Ксенией. Вместе с родителями и крохотной дочуркой она собиралась покинуть родину, потому что ее муж, князь Шаховской, принял новую власть и даже вступил в партию. Но аристократическое семейство не выехало за границу. Всех, кроме девочки, убили в усадьбе Анненковых. Ксения успела зарыть фамильные ценности обоих родов в склепе. Под могилой своего деда. Их впоследствии нашла подросшая Элеонора, – скороговоркой выдала Аня. – Я очень хорошо знакома с этой историей. Она, можно сказать, у меня от зубов отлетает.
– Хорошо. Значит, я могу сэкономить ваше и свое время и перейти сразу к сути.
– Будьте так любезны.
– В том ларце, что княгиня Ксения зарыла в могиле предка…
– Не было никакого ларца. Это все байки. Драгоценности были завернуты в рогожу и помещены в огромную кастрюлю. В таких супы для званых обедов варили. Я прочла это в дневнике бабуси.
– Пусть так. Но в этой кастрюле было то, что может сравниться по ценности со «Славой». Пусть не по финансовой, а по исторической. И это Линочка завещала мне.
– У меня два вопроса… Нет, три. Первый: что это за ценность? Второй: при чем тут мой муж? И последний: почему вам?
– Начну с конца. Я историк, искусствовед.
– Помню-помню.
– Только я оценю по достоинству это чудо! Это не мои слова – Лины. Она говорила, «Славу» – девочкам. Пусть камень делает то, что должен, то есть приносит удачу наследницам рода Шаховских.
– А кому конкретно достанется удача, бабуля не сказала?
– Нет.
– А далее? По пунктам?
– Адвокат Моисеев был душеприказчиком и адвокатом Лины. С кем же мне еще беседовать, как не с ним?
– Но если бы Элеонора Георгиевна вам что-то оставила, с вами бы связались, не так ли?
– Так. Но я последние одиннадцать лет числился как пропавший без вести.
– И где же вы пропадали?
– Это очень грустная и немного фантастическая история… Вам некогда ее слушать.
Аня посмотрела на окно кухни. Данилка все еще грустно смотрел на нее. Пес был таким крупным, что, когда ставил лапы на подоконник, выглядывал чуть ли не по пояс.
– Расскажите, – попросила Аня.
– Незадолго до своей смерти мне позвонила Линочка. Сохранила мой телефонный номер, я и не чаял…
– У нее была записная книжка, с которой она не расставалась десятилетиями.
– Все та? С Жар-птицей на обложке?
– Нет, с хохломским узором.
– Так вот, она позвонила и предложила встретиться. Я обрадовался, сразу побежал за билетом до Москвы. Когда приехал в столицу, на вокзале взял такси. Вез для Линочки подарки, набралось две сумки. Плюс моя с вещами, с такой поклажей на метро с пересадками тащиться тяжело. Поэтому сел к первому попавшемуся бомбиле, не подумав о том, что тот может меня ограбить.
– Он на вас напал?
– Увы. Я хорошо одет, с кожаными сумками. Приезжий. Старый. А Лина жила у черта на рогах… – Андрей Геннадьевич вытащил из нагрудного кармана платок. Аня подумала, что мужчина собирается плакать, но нет, платок он протянул ей со словами: – У вас на щеке помада, вот тут…
Свекровь чмокнула, поняла Аня и послушно вытерла лицо.
– В общем, завез меня бомбила. По башке дал, часы, кошелек, сумки забрал, не побрезговал и пиджаком с ботинками, а меня выкинул из машины. Очнулся – ничего не помню. Вообще. Пошел милицию искать. И перед отделением увидел доску «Разыскиваются». Глянул мельком да и застыл… На одном из фото – я. И ищет меня милиция, как убийцу двоих человек. Вы можете спросить, откуда я знал, как выгляжу. Все же забыл! Но я в гаражах нашел умывальник на улице. С зеркалом, и посмотрел на себя, пока кровь смывал. Я тут же бросился бежать. Подальше от участка. Нашел укромное местечко где-то в подвале, стал думать, что делать.
– Вы так сразу поверили в то, что убийца? Подумаешь, человек на портрете на вас похож!
– Я чувствовал в себе злость. И способность к насилию. А еще у меня наколки. Как и у многих сирот, росших в послевоенные годы. И они похожи на тюремные. Все, как мне казалось, говорило о том, что разыскиваемый преступник – именно я.
– И что же вы сделали?
– Знаете, Аня, что удивительно… Я забыл ту часть своей жизни, в которой я ученый, искусствовед. А детство-юность помнил. Драки, бродяжничество, голод, все казалось знакомым и привычным. Я знал, как выжить.