Наш общий друг. Том 2
Шрифт:
— Я не стал бы вспоминать об этом в вашем присутствии, — со всей возможной деликатностью сказал Лайтвуд Белле. — Но поскольку ваш муж не скрывает своего имени, мне остается только подтвердить это странное признание. Я познакомился с ним как с мистером Джулиусом Хэнфордом и впоследствии (что ему, несомненно, известно) всячески старался разыскать его.
— Совершенно верно, — с полной невозмутимостью сказал Роксмит. — Но я не дал о себе знать, потому что это не соответствовало моим планам и моим интересам.
Белла
— Мистер Лайтвуд, — продолжал Джон, — случай в конце концов свел нас лицом к лицу, но это не удивительно, ибо удивляться надо другому: почему, несмотря на все мои старания избежать встречи с вами, она не состоялась раньше. А теперь мне остается только сказать, что вы были у меня дома и что я не переменил своего местожительства.
— Сэр! — Лайтвуд бросил многозначительный взгляд на Беллу. — Поймите мое затруднительное положение! Надеюсь, вам нельзя приписать соучастие в некоторых весьма темных делах, но вы должны знать, что ваше совершенно необъяснимое поведение набросило на вас тень.
— Знаю, — последовал краткий ответ.
— Мое профессиональное чувство долга, — неуверенно продолжал Лайтвуд и снова посмотрел на Беллу, — расходится с чувством иного порядка, но вряд ли я поступлю правильно, мистер Хэнфорд или мистер Роксмит, если расстанусь здесь с вами, не получив от вас нужных мне объяснений.
Белла схватила мужа за руку.
— Не тревожься, дорогая. Мистер Лайтвуд поступит правильно, если расстанется со мной здесь, — сказал Роксмит. — Во всяком случае, я с ним расстанусь.
— По-моему, сэр, — сказал Лайтвуд, — вам трудно будет отрицать, что, когда я имел случай побывать у вас в доме, вы постарались избежать встречи со мной.
— Мне и в голову не придет отрицать это, мистер Лайтвуд. Больше того, я продолжал бы избегать вас еще некоторое время, если бы не наша нынешняя встреча. Сейчас я иду прямо домой и пробуду дома сегодня и завтра до полудня. Надеюсь, что в дальнейшем мы с вами познакомимся поближе. Всего хорошего.
Лайтвуд колебался, не зная, как ему поступить, а муж Беллы твердым шагом отошел от него под руку с Беллой. И никто их больше не остановил, никто не задержал до самого дома.
После обеда, когда они остались одни, Джон Роксмит сказал жене, все такой же веселой и оживленной:
— А тебе не хочется спросить, дорогая, почему я назвался другим именем?
— Нет, Джон. Конечно, мне очень интересно узнать это (огонек в глазах подтверждал ее слова), но я лучше подожду, когда ты сам скажешь. Ты меня спрашивал, могу ли я верить тебе во всем, и я чистосердечно ответила «да».
От глаз Беллы не ускользнуло, что лицо Джона на миг торжествующе вспыхнуло. Если б она нуждалась, чтобы ее укрепили в принятом решении, то одного взгляда на него ей было бы достаточно.
— Для тебя оказалось полной неожиданностью,
— Конечно нет, Джон! Но ты просил меня быть готовой к испытанию, и я готова ко всему.
Джон привлек ее к себе, уверяя, что ждать уже недолго и что правда скоро восторжествует.
— А пока, дорогая, — продолжал он, — запомни хорошенько следующее: мне ничто не грозит и никто, ни один человек, не может навлечь на меня беду.
— Ты в этом уверен, Джон? Совсем, совсем уверен?
— Ни один волосок не падет с моей головы. Больше того, я не сделал ничего дурного, никому не причинил зла. Хочешь, я поклянусь?
— Нет, Джон! — горделиво воскликнула Белла, касаясь ладонью его губ. — Мне не надо твоих клятв!
— Но обстоятельства, — продолжал он, — обстоятельства, которые я могу распутать и распутаю в один миг, — сложились так, что надо мной тяготеет подозрение, нелепее которого не придумаешь. Ты помнишь, Лайтвуд говорил о темных делах?
— Да, Джон.
— Ты готова выслушать, на что он намекал?
— Да, Джон.
— Сокровище мое, он намекал на убийство Джона Гармона, предназначенного тебе в мужья.
Чувствуя, как у нее заколотилось сердце, Белла схватила Джона за руку.
— Тебя не могут подозревать в этом!
— Могут, моя любимая… и подозревают. Наступило молчание. Белла, вся бледная, без кровинки в губах, не сводила глаз с его лица.
— Как они смеют! — в порыве справедливого гнева воскликнула она наконец. — Джон, как они смеют! Она бросилась к нему, и он прижал ее к сердцу.
— И даже зная это, ты веришь мне, Белла?
— Верю, Джон, верю! Если б не моя вера в тебя, я упала бы мертвой у твоих ног!
Глаза у него торжествующе вспыхнули, и он воскликнул: «Чем я заслужил преданность этого доброго, чистого сердца!» Но Белла опять коснулась ладонью его губ: «Молчи!», и сказала с трогательной до слез горячностью, что, если бы весь мир ополчился против ее Джона, она стала бы на его защиту; если бы весь мир отрекся от него, она верила бы ему; если бы он пал в глазах всех людей, ее глаза смотрели бы на него с гордостью; и пусть над ним тяготеет самое страшное подозрение, она отдаст ему всю свою жизнь и в такой же вере в отца воспитает их ребенка.
Они сидели, тихо радуясь спокойным сумеркам, пришедшим на смену блистающему полдню их счастья, и вдруг оба вздрогнули, услышав в комнате чей-то незнакомый голос. Он сказал в темноте: «Пусть леди не пугается, я зажгу свет». И тут же вслед за этим послышалось чирканье спички, и ее огонек осветил чью-то руку. Рука, и спичка, и голос принадлежали, как не замедлил убедиться Джон Роксмит, господину инспектору, когда-то проявившему на страницах этой хроники такую вдумчивость и распорядительность.