Наша Няша
Шрифт:
– На самую ту! – обрадовался он и полез через стол целоваться.
В голове тренькнула струнка жгучего страха за свою глупую бесшабашность. Всё-таки не прогуляться собралась – замуж. Нестерпимо захотелось забраться в старый бабушкин шкаф, что
Дерево сладкого медового цвета, древние трещины, современный лак. Аляповатая в чём-то наивная резьба: завитушки, единороги, гербы со львами, похожими на белок. И скрипучие бронзовыми витые задвижки.
Бабушкина память – теперь уже капитал желанных правнуков, на которых она обзаривалась. Анна Иоановна-то ещё ого-го-го! Она и праправнуков дождётся.
– Иго-го-го, – пробухтела под нос Маняша, прислушиваясь к «задверью».
Не успевшему стать родным домом, как снова им срываться с места.
– Назначим день бракосочетания? – задумчиво осведомился Макс, наблюдая за кровавым половодьем.
Опрокинутая им бутылка щедро заливала стол, наполняя кухню ароматом праздника и грядущей уборки.
В стену, что разделяла их с бабулей, одобрительно бухнули чем-то тяжёлым. Скорей всего пресс-папье с профилем Сталина. Дескать, не вздумай кобениться и пойти на попятный: замуж не каждый день зовут. Особенно такие вот настоящие мужчины.
Макс улыбнулся, прислушиваясь к нараставшей за стеной песне. К звонкому и какому-то неземному женскому голосу:
Покроется
И выгнутся ветви упруго.
Тебя я услышу за тысячу вёрст.
Мы эхо. Мы эхо.
Мы долгое эхо друг друга.
Женщине со сдержанной уверенностью в каждом слове ответил мужчина:
И мне до тебя, где бы ты ни была,
Дотронуться сердцем нетрудно.
Опять нас любовь за собой позвала.
Мы нежность. Мы нежность.
Мы вечная нежность друг друга.
– Нас благословили, – подтолкнул Макс свою тормозящую нерешительную любовь.
– Назначим, – решившись, выдохнула Маняша.
И поняла, что действительно переступила какой-то невидимый порог. Оставляя там, за спиной всё, что ни капельки не жалко.
Может, потом когда-нибудь и пожалеет брошенное… Но сейчас нет. Не жалко.
Конец