Наша первая революция
Шрифт:
Революционный подъем снова выдвинет на сцену массовые беспартийные организации. Социал-демократия должна будет бороться в них за свое влияние. Только внутреннее единство может обеспечить ей подобающую роль.
Обе фракции - и фактически и принципиально - стоят на почве классовой борьбы пролетариата. В своих формальных противоречиях они выражают разные, фактически не противоречащие, но искусственно разъединенные потребности революционного развития рабочего класса. Этим объясняется, что влияние их колеблется в зависимости от характера периода, при чем ни одна из них не способна вырвать почву из-под ног у другой. Мы позволяем себе думать, что лучшее пожелание, какое можно выразить пред лицом обеих фракций - это: побольше доверия к революционной логике классовой борьбы.
Издательство "Новая Волна".
Москва. 1906 г.
ПЕРСПЕКТИВЫ ДАЛЬНЕЙШЕГО РАЗВИТИЯ РЕВОЛЮЦИИ*
/* Значительная часть работ, вошедших в эту книгу, посвящена критике либерализма и буржуазной демократии.
Я не знаю, говорится ли здесь о тоне моей критики - рецензент упоминает об ее "страстности" - или об ее методе. Нужно, повидимому, думать, что о последнем, иначе вывод не имел бы смысла. Но когда я с этой точки зрения мысленно пробегаю свою критику буржуазной демократии, я прихожу к заключению, что рецензент неправ. Разве я говорю своим читателям, что буржуазная демократия вообще представляет враждебную свободе силу? Разве я призываю массы повернуться к буржуазной демократии спиной? Неправда! Я говорю своей критикой, что, если буржуазная демократия хочет опереться на широкие массы, она должна развить демократическую программу и революционную тактику до конца. Я критикую стремление демократии сделать либерально-помещичье земство осью оппозиции. ("До 9 января"). Я призываю демократию заменить свою простодушную благожелательность придирчивым недоверием к капиталистическому либерализму. Я критикую в частности программу освобожденцев под углом зрения ее демократизма. Я ставлю задачей своей критики восстановить массы против идеи единоличного суверенитета, против двух палат, постоянной армии и пр. ("Конституция освобожденцев"). Может быть, эта критика предполагает канун диктатуры пролетариата? Может быть, она не умещается в рамках революционного противоречия между Россией самодержавно-крепостной и Россией демократической? Я доказываю, что политическая кампания в связи с Государственной Думой (первой) должна проводиться под знаком революционной организации масс. Я критикую кадетскую агитацию, сеющую надежды на то, что Дума локализирует революцию и разрешит ее основные задачи безболезненным путем. Я доказываю неизбежность конфликта между Думой и правительством. Я требую, чтоб вся тактика была построена в предвидении этого конфликта ("Г. Петр Струве в политике"). Что же, может быть такая критика логически предполагает непосредственную борьбу социал-демократии за власть? Разве в центре моей критики лежит та мысль, что полное народовластие - голая фикция, ибо в капиталистическом обществе суверенитет народа есть лишь внешняя форма классовой эксплоатации? Нет, я исхожу из той, более элементарной мысли, что честная и последовательная демократия, которая не боится массы и не заигрывает с ее вековыми врагами, должна поднять знамя полного народовластия. Разве я в основу своей критики полагаю ту мысль, что милиция и выборный суд в современном обществе станут по необходимости органами классового господства буржуазии? Нет, я исхожу из более ограниченной мысли, что полное демократическое обновление страны немыслимо без милиции, без выборной бюрократии и выборного суда. Разве это - программа диктатуры пролетариата? Кажется, нет. Почему же рецензенту моя критика "непонятна" вне идеи непосредственной борьбы за рабочее правительство? Не знаю. Может быть, просто вследствие его собственной непонятливости.
Правда, из анализа социально-политических отношений я прихожу к выводу, что решительная победа демократической России над Россией крепостнической должна передать кормило в руки пролетариата; что проведение в жизнь всех основных лозунгов демократии будет совершено организацией, прямо и непосредственно опирающейся на городских рабочих, а через них - на всю народную плебейскую нацию.
Пусть мой анализ и мой прогноз совершенно ошибочны*. Пусть дальнейшее революционное развитие настолько укрепит буржуазную демократию, что позволит ей взять власть в свои руки и тем самым отбросить пролетариат в оппозицию. Но разве такая перспектива не требует от нас в равной мере самой неутомимой и непримиримой критики буржуазной демократии - под углом зрения ее демократизма и ее революционности? Я думаю, что подобная критика не только не препятствует росту оппозиционных сил, но, наоборот, оказывает ему незаменимую услугу, так как неизменно поддерживает левое крыло демократии против ее правого крыла. /* Я терпеливо жду разбора написанной на эту тему статьи "Итоги и перспективы" в названной выше книге. Я, конечно, не думаю, что такой работой займется мой почтенный рецензент./
Я прекрасно понимаю, - смею в том уверить моего рецензента, - что публицистически
Правда, она в то же время усиливает социал-демократию, способствуя политическому самоопределению пролетариата. Но ведь не против этого же восстает мой критик-социалист? Можно разно представлять себе картину соотношения этих двух сил в тот период, когда революция начисто упразднит старый режим. Но это предвидение не может изменить нашей критики и оценки сегодняшних лозунгов, сегодняшней тактики буржуазной демократии. Впрочем, при одном условии: если мы не считаем, что классовая борьба внутри буржуазной нации тормозит буржуазную революцию. Разумеется, стоит нам прийти к такому выводу, - в чем я, однако, не подозреваю моего рецензента, - и нам останется перестать быть социал-демократами, ибо, при таком условии, очевидно, только упразднение самостоятельной политики пролетариата создало бы для буржуазной демократии возможность овладеть властью.
Самоупразднение, это и есть то, чего от нас требует либерализм.
В ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РАБОЧЕЙ ПАРТИИ*338
Уважаемые товарищи! Мы получили: 1) вашу резолюцию по поводу нашего поведения на суде, 2) ваши комментарии к ней, 3) вашу прокламацию*339. Все эти документы не удовлетворяют нас, но вызывают величайшее недоумение. Ваши предложения так для нас неожиданны, что мы можем объяснить их лишь тем, что вы, во-первых, не отдаете себе отчета в прошлой работе Совета, запротоколированной в его решениях, а, во-вторых, крайне преувеличиваете размер "разногласий" среди нас, привлеченных по делу Совета.
Обращаюсь к вашим указаниям по существу:
1. Вы рекомендуете нам заявить на суде, будто Совет организовал массы "для проведения в жизнь всего, обещанного манифестом 17 октября, прежде всего, и для дальнейшей борьбы за политическую свободу".
Ни один из привлеченных не стоит на этой почве. Программа манифеста 17 октября никогда не была программой Совета. Идея демократической республики была сразу выдвинута, как ответ на манифест 17 октября. Это документируется не только резолюциями Совета, но и бесчисленными резолюциями заводов и фабрик, внесенными в Совет, арестованными в его архиве и приобщенными к делу. Надеюсь, вы не думаете, что мы станем выводить на суде республику из манифеста 17 октября. Соответственное место вашего письма мы считаем недоразумением, которое будет устранено тем, что вы возьмете ваше письмо обратно. Но соответственное место вашей прокламации мы считаем грубой политической ошибкой (в этом, думаю, согласится со мной большинство товарищей, если не все). Если бы вы стали настаивать на этой позиции, вы, может быть, внесли бы некоторое разложение в нашу среду, смутили бы несколько человек, повредили бы политическим результатам процесса, - но и только. Так как не такова ваша цель, то мы предлагаем вам взять обратно это предложение и не повторять его ни в прокламациях, ни в статьях.
2. Вы предлагаете нам "отвергнуть обвинение в технической подготовке вооруженного восстания, не отрицая того, что СРД способствовал вооружению рабочих масс, по их требованию, для борьбы с черносотенцами".
Мы все отвергаем обвинение в технической подготовке восстания. Но как же быть с политической подготовкой восстания? Почему вы об этом умалчиваете? Ведь вы сами, очевидно, отличаете техническую подготовку от какой-то другой. Или вы рекомендуете нам стать на точку зрения прокуратуры и признать, что раз не было технической подготовки восстания, то значит и никакой подготовки не было? Впрочем, и прокуратура не стоит вполне на этой точке зрения. И она понимает, что агитация в массах, приводящая их к сознанию неизбежности и необходимости восстания, есть подготовка вооруженного восстания. А соответственная агитация в армии именем Совета, прокламации к войскам, Советом изданные?
Мы все стоим на той точке зрения, что 1) Совет, руководя борьбой масс, приводил их на почве этой борьбы к сознанию неизбежности восстания, и что 2) Совет, организуя массы на почве борьбы за восьмичасовой рабочий день и пр. и пр. и пропитывая их идеей неизбежности вооруженного восстания, тем самым подготовлял организационную базу этого будущего восстания. Вокруг этих мыслей группируется много оттенков, разные товарищи будут разно формулировать эти выводы, - но никто из нас не думает, что, отвергнув обвинение в технической подготовке восстания, мы, тем самым, упраздняем самый вопрос о восстании.