Наше послевоенное
Шрифт:
– Вот здорово, я не верил, что ты перепрыгнешь.
Отступать ему было некуда. Он разбежался и перепрыгнул сам.
Я до сих пор благодарна ему за тактичность.
Хозяин готовил свадьбу, женил своего племянника. Жениха с невестой познакомили, провели друг мимо друга на базаре. Они даже никогда не разговарили между собой. Роднились две богатые семьи, ну а мнения молодых никто не спрашивал. Резали баранов, рубили и ощипывали кур, дым стоял коромыслом, по выражению моей бабушки. Но в ночь перед свадьбой невеста сбежала
Я была страшно довольна - мои представления о том, как должен заключаться брак оказывались правильными.
Свадьба не могла состояться без невесты. Но деньги были потрачены, еда приготовлена, гости приглашены и все рушилось из-за прихоти какой-то девчонки. И наш хозяин, который организовал свадьбу, нашел бедную вдову с молодой дочерью и высватал девушку. Свадьба состоялась. Только жених женился на другой.
– А вдруг вдова отказалась, тогда что бы вы делали?
– спросила мама хозяина.
– Не могла она отказаться. Очень бедная, ей большая честь, что дочь берут в такую семью, - ответил хозяин.
"Да ведь у нас нет богатых и бедных", - думала я, чувствуя, что мы, безусловно, относимся к разряду бедных.
Средневековье на этом не кончалось.
Раз как-то на свадьбе или каком-то другом застолье один аджарец обидел другого. Тот, кто обидел, как утверждала молва, был совершенно никчемный человек.
Обиженный затаил злобу. На другой день он взял ружье и убил, - но убил не того, кто его оскорбил, а совершенно другого человека, мало того, что другого, но и своего друга. Убитый был виноват только тем, что находился в кровном родстве с обидчиком!
Род обидчика за нанесенное оскорбление должен был понести большую потерю, а какой смысл убивать никчемного? Таковы были мотивы поступка убийцы, во всяком случае, так это объяснили мне женщины в нашем дворе.
Началась кровная вражда. Все мужчины рода убившего находились под прицелом, вскоре одного застрелили, потом еще и еще. Дело дошло до 3 трупов с каждой стороны, милиция была бессильна, а может быть, просто не ввязывалась - законы гор приходилось уважать. Вмешалась Москва и только тогда убийства прекратилась.
У нас в соседнем дворе жила вдова, молодая женщина с мальчиком 14 лет, принадлежавшем к роду убившего.
– Ты не боишься за сына, пускаешь его в школу?
– спросила ее мама.
– Нет, его не тронут, он еще не вырос, - ответила та.
Оказывается, детей не принято убивать во время кровной вражды, но не из-за гуманных соображений, а потому что толку нет, убьешь маленького, а его мать еще нарожает деток.
Вот когда вырастил ребенка, потратил массу сил, когда утрата невосполнима, тогда и надо убить.
Все эти события поражали мое воображение, но проходили где-то вдали от меня, экзотические декорации к моей вполне прозаической
Маме не нравилась ее работа заведующей вендиспансера.
Нас задаривали мамины больные корзинами с мандаринами, мы ели, ели эти мандарины. Они уже в нас не лезли. Весной пошла черешня, тоже корзинами. Мне и бабушке очень нравилась такая фруктовая жизнь, но вот маме...
Ее завхоз как-то предложила маме:
– Давайте тех больных, которых вы уже выписали, не снимать с довольствия, а продолжать выписывать на них продукты. Продукты не получать, а денежки пополам.
Мама ей ответила:
– Ты знаешь, что я люблю больше всего на свете? Спать в своей собственной постели.
Но потом она сказала мне:
– Я очень плохо соображаю в хозяйственных делах, завхозу не доверяю и боюсь, что она меня подставит. Ведь на всех бумагах моя подпись.
И мама начала искать работу в Батуми.
В Кобулети произошло еще одно важное событие, - ко мне приехал навестить отец. Он знал по алиментам, что мы живем в Кобулети, и пошел меня искать в единственную русскую школу.
А я сказала в школе, что у меня нет отца, имея в виду, что он не живет с нами. И в дальнейшем избегала разговоров на эту тему, только мои подруги знали, что отец с матерью у меня в разводе.
Почему-то учителя решили, что отец у меня умер, и мама - вдова.
Каково же было их изумление, когда папочка, живехонький, сверкая формой и погонами майора, появился и стал искать Зою Минасян, а нашел Хучуа. Я была в метрике записана на фамилию матери.
Наш классный руководитель так оскорбился тем, что я похоронила живого отца (у меня и в мыслях этого не было), что больно ударил меня своей знаменитой линейкой по руке, когда я пыталась разъяснить ему, что это недоразумение.
Отец заявился осенью, в тот момент, когда у нас жила баба Вера. Маме он сказал, что не женат (это была неправда) и баба Вера очень суетилась, надеясь, что отец с матерью снова сойдутся.
– Все в жизни бывает,- говорила она бабушке.
Но мама встретила его очень холодно.
Папа хотел повести меня следующим летом в Тбилиси и Ереван, познакомить меня со своей армянской родней. Мама боялась меня отпустить с ним, а мне хотелось поехать.
Вмешалась бабушка, напомнив маме, что всегда разрешала ей общаться со своим отцом, который был с ней, бабушкой, в разводе, и не чинила никаких препятствий.
В результате летом, после окончания учебы, папа заехал за мной и я поехала с ним в Тбилиси и познакомилась со своей бабушкой, Сусанной Рубеновной, седой старушкой, с нервным тиком - у нее после недавней смерти дочери, моей тетки Розы, которая умерла в 42 года от рака груди, тряслась голова.