Наше величество Змей Горыныч
Шрифт:
– У них, что ли, один писарь на половинной ставке работает? – удивился Вавила. – Ну да ладно с ним, пиши, Василисушка, следующее… – И продиктовал царь Вавила послание, не много отличающееся от того, которое Урюку Тельпеку приготовил: – Дорогой брат мой, Цырян Глодан! Прочитали мы письмо твое и прочувствовали! И сильно над бедами да горестями твоими закручинились. И как братья да соседи добрые берем тебя под свою руку светлую. И окромя запрошенных осьмидесяти пудов железа шлем тебе еще осемь пудов, окромя пятидесяти пудов серебра – еще пять пудов, окромя тридцати пудов золота – еще три пуда. Людишек мастеровых пришлю, когда оказия
Тут младшая царевна резко вскочила, топнула ножкой и кинулась к выходу из думской залы. Но табуреточка в юбках запуталась, споткнулась Елена Прекрасная, не сделав и двух шагов. Воевода к царевне кинулся, подхватил ее сильными руками, упасть не дал.
– Что ж ты, доченька, о манерности-то забыла? – с укором в голосе спросил царь Вавила. – Куда так спешно кинулась, нарушая правила политесные?
– Куда?! – закричала Елена Прекрасная так сердито, что даже лицо ее от злости перекосилось. – Гражданское подданство менять! Все, перехожу в ханство Хызрырское и в орду Тмутараканскую одновременно!
– А чем же мы тебе, Еленушка, неугодны стали? – озадачился любящий отец, глядя с большим недоумением на дочь.
– Ты им пудами злато да серебро шлешь, а я у тебя денежку на серьги новые не могу выклянчить! – крикнула Елена Прекрасная и снова топнула ножкой.
Царь Вавила признал справедливость ее слов и выдал Елене сразу три денежки. Тут слезы на личике царевны и высохли. Подхватила Елена купца Садко под руку и утянула к лавке передвижной – серьги выбирать.
А царь со боярами долго еще думу думали, да только день не резиновый – кончился.
Глава 7
ВЕРНИТЕ СЫНОЧКУ!
В этот день не получилось у Власия с зазнобой своей – Дубравушкой – встретиться. Совет поздно закончился. Да и не дело это – к девице по ночи на свидания шастать. Вот и потоптался он у забора, калиткой поскрипел да восвояси отправился. Но записочку оставил. Написал он, что поутру на лесной опушке девицу ждать будет, а она пусть притворится, будто по ягоды да грибы собралась, да повидаться прибежит. Еще Власий писал, что разговор к Дубраве имеет серьезный, большой важности. Записочку царевич меж закрытых ставен сунул, знал, что утром откроет окошко Дубравушка да письмецо его прочтет.
Вот только не знал он, не ведал о том, что от самого царского терема до дома Дубравы следил за ним черный, недобрый глаз, сверкающий лютой ненавистью. То Буря-яга прикинулась черной вороной да за царским сыном следила, выгадывая момент для дела неправедного. Записочку ту она клювом сцапала и направилась в избу на курьих ногах, что возле колодца страшного стоит.
Возле той избы и при свете ясного солнца находиться жутко было, а уж в темноте ночной, безлунной – и подавно. Деревья лысые ветви, будто лапы, выставили, казалось, что колодец чернотой наполнен. А изба стоит, с ноги на ногу переминается да всеми бревнышками скрипит.
Буря-яга в трубу печную вороной влетела, а из печи уже ведьмой страшной вылезла. А страшна она была сильно: лицо – что картошка печеная – темное да сморщенное, нос длинный, зубы острые, а рот, соответствуя злобному характеру, совсем безгубый.
– Намилуетесь вы у меня, голубки недорезанные, – сказала ведьма скрипучим голосом и страшно рассмеялась, – ой налюбуетесь, птички недощипанные. Теперь-то я царевича Власия вмиг изведу! Теперь-то он ко мне сам прискачет как миленький!
Хлопнула она в ладоши – и появилась перед ней черная кошка, да такая злющая, что оторопь берет, стоит только взглянуть на нее.
– Беги к избе девицы Дубравы и стереги до утра. А как прибежишь в Городище, так мою записку в окошко меж ставен сунь. Чуть только поутру девица та в лес поспешит, ты вперед нее ко мне кинешься да разбудишь меня, – приказала пекельная злыдня Буря-яга кошке и записочку дала, да не ту, что царский сын писал, а собственного сочинения.
Кошка из избы вон бросилась, а Буря-яга на лежанку рухнула и спокойненько захрапела. Вот только сны старухе кошмарные снились. То она видела, как чадо ее любимое Усоньша Виевна белой с лица становится, а то как смеется Усоньюшка радостно, и личико ее добрым да приветливым делается. От таких снов беспокойных старая нянька Усоньшина с боку на бок давай ворочаться да во сне стонать и скрежетать зубами.
В тереме царя Вавилы тоже храп стоял. То дружинники в горнице спали, богатырским сном сморенные. Сам Вавила тоже сны десятые видел, все как один приятные. Снилась ему жена его покойная Ненилушка – будто в макушку его нацеловывает да приговаривает:
– Ой ты люб мой, Вавилушка! Да сколько ж можно детушек одному растить? Нет у них матери, так хоть мачеха пусть будет…
Дальше царю Вавиле свадьба его снится. Будто наклоняется он невесту целовать, а она в крокодилицу страшную превращается и зубами острыми как-то подозрительно щелкает.
Проснулся Вавила посреди ночи, квасу попил да снова спать лег. Но сон тот крепко ему запомнился, и засела в его голове мысль о женитьбе.
И Власий-царевич спал. Снилась ему Дубравушка. Как несет он ее на руках, лебедь белую, к лодочке легкой, что на волнах речных качается. А река та молочная, волны ее белые, а берега – кисельные. И поросли берега те кисельные цветами пряничными да сахарными. И понял он тогда, что находится в самом Ирие, саду райском. Поплыли они будто на лодочке той, в глаза друг другу глядят не нарадуются. Как вдруг налетела туча черная, лодочку пополам разорвала и по разным местам раскидала половинки те вместе с пассажирами. Зовет Власий Дубраву – а голоса у него и нет.
Тут соскочил царевич с лавки, воды в лицо плеснул, чтобы прогнать наваждение сонное, и снова спать лег.
И царские дочки спали. Сны им снились красивые, каждой – согласно ее наклонностям.
Василиса на постельке пуховой ворочалась, руками взмахивала, будто что взять пыталась. Видела она во сне шкафы высокие – под самый потолок, туго набитые книгами. И таких книг Василиса отродясь не видала, и о премудростях, какие в книгах да фолиантах тех содержатся, никогда не слыхивала. Тянется она к верхней полке, а лесенка-то под ней шатается, и книги из рук выскальзывают. Василиса во сне поймать их пытается, а книги мимо летят. Тут будто она с лесенки соскользнула да на пол рухнула. И так во сне том все было натурально да правдоподобно, что старшая царевна и на самом деле на пол с постели упала. Однако не проснулась она, только на бок другой повернулась и давай сон дальше смотреть.