Наше величество Змей Горыныч
Шрифт:
– Так это ж залог семейного счастья, – лукаво посмеиваясь, объяснил царь Вавила. – Я-то тоже понимать не буду, чего она там лопочет. Вон, царь из Тридевятого царства женился на хранцуженке, так не дай бог кому. Пока она по-своему курлыкала, хорошо жили, так ведь он, дурень, вздумал ее языку обучать. И рухнуло счастье семейное. Мало того что жена зудит да скандалит, она еще и акцентом уши резать умудряется. Нет, бояре, что ни говорите, а отсутствие понимания напрямую залогом счастья является!
Глава 3
УСОНЬША ВИЕВНА НА ТРОПЕ ВОЙНЫ
А в царстве Пекельном в то же самое время, когда проходило сватовство, в лютой, разрушительной злобе
Долго металась она по замку, сложенному из человеческих костей, но утомилась и подошла к зеркалу, что от Бури-яги, память ей темная, в наследство осталось. Помахала Усоньша куриной лапкой, слова, какие надобно, сказала – и увидела в зеркале картину, показавшуюся ей очень любопытной.
Показало волшебное стекло горницу в тереме Вавилы, царя лукоморского. А в горнице той портрет стоит, к стене прислонен, рядом слуга гвоздь в стену вбивает, чтобы удобно тот портрет было рассматривать. Тут же царь Вавила с дочками да зятьями стоит, внимательно изучая внешность невесты. Ахмедка, посол хызрырский, вокруг царского семейства ужом вертится, сватовство окончательно улаживая. И беседуют они свободно, не подозревая, что следят за ними лютые глаза Усоньши Виевны.
Портрет тот в полный рост невесты был сделан, а невеста – хызрырская княжна Кызыма – на коне сидела, так художник коня получше девицы нарисовал, во всяком случае, намного детальнее выписал. И сбрую, и седельцо легкое, и попонку со всеми хызрырскими узорчиками на холстину перенес. А у невесты только и видно было – что косичек бесчисленно да шапка острая, мехом опушенная, какие все степняки носят. Царь-то Вавила любви великой не почувствовал, но из целей да нужд политических соединиться в родстве с Урюком Тельпеком, ханом хызрырским, решил непременно. Да и невеста, которую по-ихнему Кызымой звали, все же неплоха была, хоть и родом, и лицом ненашенская. Ударили по рукам царь и сваты и порешили, что с первой же оказией пришлют невесту да приданое ее в царство Лукоморское.
– Это что ж такое? – посетовала Елена Прекрасная, когда о выкупе за невесту договорились, да не только разговоры разговаривали, но и собрали выкуп тот, и со сватами к хызрырам отправили. – Выгодно у них замуж выходить. Приданое до самой смешной малости сокращенное, а за него еще заплатить надобно втридорога!
– Не серчай, доченька. – Вавила погладил ее по голове, да пальцами на драгоценные заколки наткнулся и, больно уколовшись, руку отдернул. – Обычай у них такой, за невесту платить налог. А называется налог этот калымом.
– Ох, не нравится мне это, – произнесла Василиса Премудрая, – чует сердце мое, что мы еще один калым заплатим, лишь бы от Кызымы этой избавиться!
Правду сказала премудрая дочь царя Вавилы, не обмануло ее сердечко, вот только к хызрырской княжне то предчувствие отношения не имело. Княжна Кызыма – бабенка ничего была. Конечно, со странностями немного, но у кого их нет? То, что стульями сестра хана Урюка Тельпека пользоваться отродясь не умела, еще ничего, недостаток маленький. И то, что ела руками, словно дите несмышленое, тоже в царстве Лукоморском пережили бы. Но приготовила им Усоньша Виевна сюрприз нехороший, царя Вавилу с домочадцами в лютой злобе со свету сжить
Как только увидела она ту картину в зеркале да о матримониальных царских планах узнала, так сразу к выходу из Пекельного царства понеслась. Да не к тому, где Сволота – бабища каменная отиралась, а к корням мирового дерева, дуба могучего.
Там заложила Усоньша Виевна два пальца в рот да что было силы свистнула. Явился на свист этот Семаргл, тяжело взмахивая огромными крыльями.
Семаргл был не птицей, как можно было подумать, увидев крылья, а очень страшной собакой, которая обладала неуравновешенным характером. Могла эта крылатая собака ни за что ни про что укусить, чего в мире поднебесном себе даже шавка последняя не позволяла. За эту кусачесть и обречен был Семаргл отираться в царстве Пекельном на веки вечные. А так как свободно передвигаться он мог только по стволу мирового дерева, то и в Ирие, и в царстве адовом регулярно пользовались его услугами, передавая с ним разные вести. Осуществлялась почтовая передача новым, прямо-таки инновационным методом: привязывали Семарглу к хвосту консервную банку да письмо в банку эту клали. Ну пес крылатый, понятное дело, нервничать начинал, от грома да дребезжания избавиться хотел, а потому несся, одурев, по стволу мирового дерева до самого сада райского. Или, наоборот, до царства Пекельного – это смотря где консерву ту на хвост повесили.
– Вот тебе письмецо секретное. Доставишь послание это в Ирий да богу скотьему Велесу передашь! Но не сразу доставишь, а погодя маленько. Как только ворон черный весть передаст, так лети ты в сад райский не медля ни капельки! – прорычала Усоньша Виевна, бумазею замызганную в консервную банку сунула и дальше отправилась.
А Семаргл и не думал медлить – он словно сдурел от грохота, заскулил, закрутился да сорвался с места и понесся по стволу дуба. И совершенно одинаково ему было, кто ту банку с хвоста отцепит. Потому и не противился крылатый пес, когда в руки Яриле попался. Освободил его Ярила от почтовой повинности, снял с хвоста консервную банку, записочку из нее вынул. Прочел и тут же брата позвал.
– Гляди-ка, Уд, чего Усоньша задумала! Решила Власия в ловушку заманить. Давай-ка, братец, устроим ей встречу знатную?!
Ну Услада уговаривать не надо было – того хлебом не корми, а созорничать дай. Понеслись братья к выходу из Пекельного царства – на лесную поляну где находится жерло колодца, прикрытого крышкой, сделанной из железного дерева. Как раз над этой крышкой, что колодец закрывала, устроили озорные боги сюрприз для Усоньши Виевны, а сами спрятались посмотреть, как он подействует. Тихо сидели они, только лукаво переглядывались, предвкушая очередную потеху.
А Усоньша, отправив письмецо, кинулась на другой конец подземного царства.
– Сволота, бабища каменная, – зарычала она голосом грубым да страшным, – а ну подкинь меня до самого выходу в мир поднебесный!
Сволота немедленно выполнила приказ, она уже давно привыкла работать грузоподъемником при дочке местного управителя. Подставила бабища огромную ладонь да подкинула Усоньшу Виевну высоко-высоко. Усоньша вверх подлетела и со всего маху в крышку крепкую головой врезалась. Говорили, что голова у Усоньши Виевны чугунная, но это больше в переносном смысле, когда на глупость ее намекали, однако сейчас такой звон раздался, будто голова Усоньшина и вправду из чугуна отлита была. Рухнула дочка князя тамошнего вниз, опять на ладошку каменной бабищи приземлилась. А Сволота дура дурой была, соображение у нее частенько отказывало. Улыбнулась она глупо да снова Усоньшу вверх подкинула. А Усоньша, оглушенная ударом, и вымолвить ничего не успела.