Нашествие квантовых котов

Пол Фредерик

Но она — едина!

Одна без больших пальцев… без доброты, без любви! Я мог не узнавать в ней любимую, но узнавал ее тело! Этим телом когда-то владело мое собственное…

Я почти разгадал причину моего зуда, потому что слышал о подобных вещах… не совсем таких, но похожих. Один из моих старых политиков-собутыльников как-то говорил со мной во время передышки, когда вы истощены от речей и рукопожатий, томительного ожидания результатов. Он сказал мне, что застал свою жену во время совокупления с незнакомым мужчиной. Когда у него пропали всякие сомнения о ее неверности,

он очень мучился и был взбешен… и что-то там еще. Он оказался неслыханно рогат! Начались беспрерывные скандалы и конфликты, но в душе он продолжал любить ее. Получилась неизвестная, враждебная любви женщина, которую, как он считал, знал, с которой спал в одной постели… но страсть между ног пересилила голос рассудка.

Глядя из окна, я и правда желал Найлу, даже очень-очень плохую.

Хоть одну Найлу из всех!

Гротеск? Безусловно! Я знал, что это преувеличение. И еще — как может нравиться Найла без больших пальцев? Как заниматься любовью? Например, моя возлюбленная иногда озорно щиплет мои бесполезные соски, когда я щупаю ее, нам делается смешно из-за наших физиологических отличий и разницы в ощущениях. Ко без больших пальцев, она не сможет сделать этого… или сделает иначе, действительно, как вам это понравится?

Я не мог найти нужных слов.

Резко хлопнули ставни, как только горилла Мо отошел от стены и перехватил мой взгляд. Он стукнул по решетке лапой: я отскочил, когда в глаза попали чешуйки ржавчины.

— Рад! — глумился он. — Забудь про это: она не для таких паршивых арестантов, даже если и относится незаслуженно хорошо!

Он исчез, и я услышал скрип открываемой двери.

— Бог знает почему она считает, что вам это не по душе, — ворчал он, выгоняя нас наружу. — Ко она приготовила вам такую же жратву — и предлагает пообедать в своей комнате с кондиционером.

Еда на картонных тарелочках была из мексиканской кухни и почти холодная… да, в этой части Нью-Мехико нет ничего ниже комнатной температуры. В комнате, как и было обещано, кондиционер… Мало того, здесь находились и наши двойники… и нагретых тел было слишком много, чтобы температура комнаты повысилась.

Я уселся рядом со своим двойником, и мы посмотрели друг на друга.

— Эй, Дом!.. — начал я.

Он подивился.

— Обычно, меня зовут Ники! — сказал он. — Правда ли, что вы видели ее у себя? Она засадила меня надолго. — Я только открыл рот, чтобы спросить, кого он имеет в виду, но мой двойник не останавливался. — А вы в самом деле сенатор?

— С 1978 года. От штата Иллинойс.

— Никогда не говорил с настоящим сенатором! — Он заулыбался. — Особенно когда он — это я. Как мне вас называть?

— В таких обстоятельствах достаточно называть меня Домом. А вас? Ники? Это смешно почему-то. Даже когда я был маленьким, мама не называла меня Ники.

— Моя тоже! Но когда я ездил к адвокату, посоветоваться по работе, он сказал, что имя Доминик очень похоже на слово доминировать и клиентам это может не понравиться. Я кредитный маклер!.. — он запнулся, разжевывая бобы. — Дом? А как же вы сделались сенатором?

Подразумевалось,

конечно же, когда я просто никто! Как вы ответите на подобное? Я не мог сказать: «Потому что я победитель, а ты обыватель!» Это было бы непростительно и лживо, ведь мы один и тот же человек. Что же такое произошло в его мире, сделавшее мою нежную скрипачку безжалостной охотницей на людей, а меня — изумленным простаком?

Шанса узнать это не было: в комнату вошел Мо, волоча картонный ящик, словно он был очень тяжелым, за ним Найла Христоф. Теперь она была одета в юбку и скромную блузку с длинными рукавами. Одежда ее откровенно обтягивала, и я был уверен, что под ней не надето белье.

— Вас удовлетворил обед, приятели? — весело поинтересовалась она. — Ужин будет еще лучше! Я уезжаю в Альбукерк, чтобы переговорить по надежной линии с Вашингтоном, надеюсь, они скажут, что делать.

Она кивнула Мо, он поставил коробку на пол и начал вытаскивать из нее различные предметы: большую штуковину с двумя бобинами (воткнул штепсель в розетку), несколько катушек проволоки, длинный провод и микрофон, размером с мой кулак.

Лари Дуглас (не тот, который шел со мной!) заерзал на месте:

— Найла, о ком вы говорите?

Она улыбнулась и показала пальцем в небо.

— Вашингтон? — его голос внезапно напрягся. — Но послушай, Найла! Я ничего не знаю об этом!

— Теперь будешь знать! — нежно улыбнулась она. — Мо! Ты готов?

— Да, шеф! — доложил он, вставив катушки.

Щелкнул переключателем и металлическим крестом внутри, и я увидел, как лампы… электронные лампы!.. начали раскаляться.

— Сейчас мы возьмем у вас заявления! — сказала женщина с телом, которое я так хотел любить. — Никакой лишней информации! — сказала она Дугласу. — Просто отвечайте на вопросы! Директора не интересует, чем вы занимались в Чикаго или как вам нравится обращение. Только самую суть! Я должна покончить с этим раньше, чем прилетит самолет!

Учитывая задаваемые мне вопросы и все обстоятельства, я не видел особенной системы допроса, но она была. Найла Христоф знала, что нужно для записи, и спрашивала только это. Первым прошел Ники Де Сота. Он произнес имя, свой адрес и так называемый гражданский регистрационный номер. После этого было только два вопроса:

— Находились ли вы когда-либо внутри Долилаба?

— Нет!

— Видели ли раньше присутствующего здесь человека, похожего на вас и называющего себя сенатором Домиником Де Сота?

— Нет!

Найла кивнула головой, и его место занял местный Лари Дуглас. Допрос был не очень тщательным. Были те же два вопроса, только представляемый человек звался доктором Лоуренсом Дугласом. Он дал аналогичные ответы, и на сцене возник я.

Меня держали дольше всех. Найла приказала:

— Начните с того момента, когда вас известили о поимке двойника на секретной военной базе Нью-Мехико, и расскажите свою историю.

Агент просто слушала, иногда задавая вопросики типа: «Что случилось потом?» — и ничего более. Но когда я дошел до так называемого «меня»-майора, она вставила: