Нашествие. Мститель
Шрифт:
— Куцык недавно обедал. Он любит убоинку. Куцык!
Цокая когтями, из комнаты вышел горбатый пес. Морда его лоснилась. Галебус потрепал тварь за ухом.
— Насчет наших с тобой дел, Ксандр. И насчет твоей жены… Я надеюсь на твое благоразумие. Дамир берГрон ни разу не совершал необдуманных поступков.
Ксандр вздрогнул: ему почудилось, будто Галебус накинул на его шею удавку и ласково наматывает её на кулак. Землянин взял себя в руки и приветливо улыбнулся. Опыт Дамира подсказывал, что именно такие люди — ласковые, скрытные —
— Да, я в курсе, в курсе, Ксандр… Или лучше называть тебя Дамиром? — соловьем заливался Галебус. — И хорошо, что я в курсе, я могу тебя предупредить: догадайся Нектор, чью память ты носишь, и ты умрешь, Ксандр. Ты знаешь, как считывают память? После этого человек становится не манкуратом даже — овощем… Ты скоро это увидишь.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Ксандр.
— Только то, что сказал, дружок. Не совершай ошибок. Гнев и ярость — плохие советчики, а месть лучше вкушать холодной. Держи себя в руках. И знай, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.
Ксандр лихорадочно соображал: зачем Галебус говорит ему все это? При чем здесь гнев, ярость, месть? К чему столь настойчивые предупреждения?
Одно ясно, пока Галебус готов помогать, но намекает: Нектору — ни слова, не то тебе будет больно. А ведь больно будет в любом случае, остается выбрать, кому служить. А если Нектор действительно захочет узнать правду любой ценой? На помощь пришел Дамир и посоветовал по-тихому избавиться от единственного свидетеля, Галебуса. Достаточно убрать его, и проблемы решатся сами собой. Ксандр пообещал себе подумать над этим позже.
— Что до твоей жены, — продолжал Галебус, — вот бумаги на нее. Я отдам их тебе, ты спустишься в подвал Центавроса, найдешь надзирателя и заберешь свою Юлю. И ещё. — Взгляд Галебуса из приторного сделался колючим, льдистым. — Если вдруг со мной что-то случится… Я написал посмертное письмо, которое обязательно будет доставлено адресату. Так что не делай глупостей.
Словно мысли читает, подумал Ксандр и с трудом кивнул. Галебус вынул из конверта бумаги, протянул Ксандру Когда тот потянул их на себя, долго не разжимал пальцев и пристально смотрел в глаза: не глупи парень, а то хуже будет, темница раем покажется. Ксандр ему почему-то поверил. Схватил документы и поспешил удалиться.
Вскоре мысли о Галебусе отошли на второй план.
Как там Вацлав говорил: не в себе? Наоборот. Он возвращается к себе, к себе настоящему хотя по-прежнему благодарен берсеру за его навыки. Но Ксандр не хочет больше быть варханом. Он не может носить в себе пламя страстей, пожирающее душу подобно напалму, он не желает отказывать себе в праве любить и ненавидеть. Он — человек. Саня? Пожалуй, нет. Саня не смог бы выжить здесь, Саня не умел воевать и прятался от неприятностей. Он играл. А Ксандр — живет. И
Все прошло буднично и как-то чересчур легко: скупой кивок надзирателя, кабинет начальника тюрьмы, снова — вежливый кивок и удивленный взгляд. Долгий путь — коридор загибался полукругом, и по обе стороны от прохода ржавели двери в камеры. Из освещения — лишь тусклые синеватые лампочки, от света которых кожа приобретала мертвенный оттенок.
Дверь в Юлькину камеру ничем не отличалась от других: бурая, в струпьях ржавчины, блестит лишь ручка. Надзиратель, кряхтя, отстегнул от пояса звякающую связку ключей.
Щелкнул замок, заскрежетали петли.
Ксандр сглотнул. Там, за дверью, его женщина. Жена. Любимая. Сердце пропустило несколько ударов, прежде чем надзиратель посторонился, освобождая проход. Юля лежала, поджав колени и обхватив себя руками, в темной (фонарь надсмотрщик принес с собой) камере на куче прелой соломы. Одета она была в длинное платье, открывавшее лишь кисти и стопы. Не вскочила, даже не обернулась на гулкие звуки шагов. Что с ней? Без сознания или демонстративно не замечает мучителей?
Что они с ней делали?! Пытали?
Ксандр осторожно шагнул вперед, опустился на корточки, тронул ее плечо:
— Юля… Юлька…
Юльку остригли почти налысо, но Ксандр узнал и спину, и плечи… Перед ним — его жена, пусть и лишенная роскошной шевелюры. Бедная. Тяжело ей пришлось.
— Юля, — Ксандр осторожно погладил Юлю по голове — короткие волосы защекотали ладонь. — Я заберу тебя.
Надзиратель, пыхтевший за спиной, хмыкнул. Ксандр решил, что убьет его чуть позже, сейчас он не мог отвлекаться на такие пустяки.
Юлькины пальцы были бледно-желтыми.
Ксандр встал на колени и обеими руками потянулся к жене. Юлька реагировала странно: сжималась, не издавала ни звука, но отмахиваться не пыталась. Ксандр попытался перевернуть ее на спину — бесполезно.
Вот ведь упрямица! Да, у нее есть право обижаться, но он же не виноват!
— Юлька, — с нарочитой строгостью сказал Ксандр, — прекрати. Да, тебе было нелегко. Но ты таких дел натворила, тебя казнили бы, если бы не я. Ну-ка посмотри на меня. Ну, посмотри на меня, девочка, всему можно помочь…
Тут он вспомнил сына: не всему. Смерть — вот чего нельзя изменить.
— Никто не умер, — продолжил Ксандр, убеждая сам себя.
Надсмотрщик, вархан из какого-то мелкого клана, заржал в голос — задрожал луч фонарика, тень Ксандра заметалась по стене. Ксандр в ярости обернулся. Придется-таки убить наглеца прямо сейчас. Надсмотрщик надрывался, аж слезы на глазах выступили.
— Мастер… — Негодяй еще и позволил себе говорить! — Вы бы того-с. Вы что ж с ней болтаете-то… Она ж не понимает!